— Ничем, конечно. Надо просить мира. Ничего другого не остаётся...
Новые лица и те же язвительные разговоры. Кричат о разрухе, бездарности, о страшных хищениях, о немецком засилье. Больше всех горячится драгунский поручик Белозерский:
— Я никогда не сочувствовал революции. Но теперь, если революция будет, меня увидят в первых её рядах. Помилуйте: до сих пор муку продолжают свозить в Брест. Знаем мы, для чего это делается. А солдаты, думаете, не понимают? Уже начинается!.. Слыхали, что сегодня было в Бресте? Солдаты стали разбивать винные склады. Поставили часовых. Те стреляли. Солдаты отвечали тем же. Был пущен блиндированный автомобиль, который промчался, стреляя из пулемётов, среди перепившейся толпы. Раненых много...
Гуляем втроём с Болконским и Старосельским. Мигают первые звезды. Тихо. Идём целиной. Над лугами курятся испарения. На западе небо пылает от пожаров: горят мосты.
— Кажется, проиграю пари, — криво усмехается Старосельский.
— Что же дальше будете делать? — спрашивает Болконский.
— А что прикажете делать? Всюду такая сволочь, такое г... но! Я отлично знаю: кончится война — начнётся революция...
Старосельский задумался и потом продолжал:
— Одно могу сказать: от всей души желаю, чтобы лучше стало. А станет ли лучше — не знаю. Может быть, вышлют один корпус — и всю революцию разметут. И ещё туже завинтят крышку. И опять будут душить и вешать. И будут кланяться в пояс господину околоточному надзирателю и записываться в Союз русского народа... А впрочем, черт с ними. На мой век хватит, а на остальное мне наплевать. Теперь я одного хочу. Когда сидишь у постели умирающего близкого человека, думаешь только об одном: скорей бы он умер. Так и я теперь одного хочу: скорого мира! И только...
— Неужели из-за того, что в России плохие околоточные, всем погибать? — говорит Болконский.
— Она вся гнилая. Быть ей вторым Китаем. Никуда она не годится. Вы вот фантазируете, а я знаю. Знаю, кто сидит наверху и что творится внизу...
— Что не годится, надо вон вымести, — замечает Болконский.
— Попробуйте. Что из этого выйдет?
— Насчёт скорейшего мира, — говорит Болконский, — я с вами согласен: надо кончать эту грязную историю. А в дальнейшем... мы ещё посмотрим, кто кого...
12 августа. Вечером приехал Кордыш-Горецкий и привёз кучу тревожных новостей. В штабе дивизии окончательно потеряли голову. Приказания меняются ежеминутно. Вывозят что попало. Интендантство раздаёт солдатам сапоги, гимнастёрки и сахар. Солдаты тут же продают это беженцам. Противник переправился через Буг и успел подойти к проволочным заграждениям, но был отбит 70-й дивизией. Аэропланами сброшены в Бресте прокламации, в которых говорится что Брест будет взят 14 августа.
В десять часов вечера прислано срочное предписание из штаба дивизии: «Погрузив по 500 тысяч винтовочных патронов на каждый парк, в семь переходов дойти до города Слуцка».
В одиннадцать часов вечера злой и мрачный вернулся из штаба корпуса Базунов и сообщил, что все прежние приказания отменяются и мы остаёмся пока на месте.
Нервно шагая по стодоле, Базунов выпаливает короткими залпами:
— Отчаянно нажимают с северо-запада. Им наплевать! Не хотят нас брать в лоб. Они прут с боков, по обеим сторонам Бреста. Дай Бог как-нибудь выбраться отсюда. Тр-р-ри армии отступают по одной узенькой дорожке!
— Когда ж мы начнём отходить?
— Чер-рт их знает! Вместо того чтобы спасать, что можно, и нас стараются потопить. Пять дней тому назад они получили приказ: «Для сбережения живой силы, орудий и снарядов защищать Брест-Литовск как полевое укрепление и приступить к эвакуации крепости, каковая эвакуация должна быть закончена в девятидневный срок». До сих пор уже можно было половину Бреста очистить. А они со вчерашнего дня раздают каждому встречному и поперечному амуницию, сбрую, подковы, оси, колеса. Упрашивают — только берите!
— А как же понимать приказание: в семь переходов дойти до Слуцка?
— Какое приказание? Я прямо от инспектора артиллерии. Приказано ждать, пока придут лошади восемнадцатой парковой бригады и четырнадцатого мортирного дивизиона, на которых вывозят пушки в Кобрин.
— Да вот же срочное предписание из дивизии.
— Вздор! Покажите... Я же говорю вам, что прямо от инспектора артиллерии еду!..
На рассвете 13 августа меня разбудил голос ординарца Ковкина:
— Ваше благородие! Срочный пакет. Вскрываю.
Приказание из штаба дивизии в семь дней передвинуться в город Слуцк Минской губернии, не делая по пути остановок.
— Ну, начался кабак! — вскочил Базунов. — Форменный кабак! Каждый распоряжается по-своему. Гоните немедленно ординарца в штаб корпуса, — обратился он к адъютанту, — с пакетом такого содержания: ввиду противоречивых распоряжений прошу указать, как быть.
Идёт беспорядочное бегство. Без конца тянутся обозы, транспорты, госпитали, казачьи полки, пулемётные роты, парки и опять госпитали, обозы, транспорты и этапные батальоны.