Вскормленные льдами

Находка лежала на боку, впечатавшись в податливую песчаную почву. Каплевидная форма мины заканчивалась в хвосте наклёпанными стабилизаторами. Местами погнутыми. Один едва ли не оторван. Головная часть венчалась (опытный Гамильтон сразу сообразил) набалдашником взрывателя. Рискнул открутить его, холодея и потея одновременно – не дай бог рванёт!

Минуло!

Быстро вскинул голову, озираясь. Звуки боя слышались совсем уж отчётливо, однако движение наблюдалось более чем в тысяче ярдов. Ближе лежал невысокий холм, который удачно прикрыл его рисковую вылазку.

Уложив трофеи в ранец, вскочив в седло, поспешил обратно, уже не сомневаясь, что если его и заметят на склоне, уйти успеет… а дистанция для точного выстрела в спину явно великовата.

Лошадка быстро вынесла наверх. Ликуя, что получилось, Гамильтон оглянулся – русская пехота двигалась уже у подножия.

«Ха! Вовремя унёс ноги!»

Теперь уже успокоившись, лёгким понуканием, неторопливо двинул, переваливая через вершину сопки и… невольно натянул поводья, стопорясь.

Картина – «приехали»!

Его денщик-японец припал на колени, высоко вытянув вверх руки. Вокруг полукольцом восседали на лошадях казаки и смотрели на него – европейца в военном реглане цвета хаки. С каким-то уже известным интересом. Чуть ли не с улыбками. Один, явно главный, даже склонил голову набок, словно издеваясь.

Засвистят, защёлкают…

«Поразмышлять, проанализировать, порефлексировать, – на последнее слово Богатырёв презрительно усмехнулся, считая „рефлексию“ для слабонервных, – или для барышень, как тут зачастую именуют определённую категорию слабого пола».

Поразмышлять и проанализировать времени было предостаточно уже на пути обратно, в поезде-вагоне. Царапая бумагу стальным пером, с непривычки ставя кляксы («вот уж чего надо было взять с „Ямала“, так это шариковых ручек»), составляя свой отчёт по «мадсенам», стальным панцирям и прочему, включая правки по тактике. Потому как не доросли нынешние армии до уставов Второй мировой.

Но вместе с тем всё, что задумывалось по военным экзерцициям – выполнили. Вполне удовлетворительно, и даже сверх того. Хотя и с предсказуемой бестолковщиной и незапланированными потерями.

Но на то и война, чтобы вносить своё… и выносить. Жизни.

* * *

Сбив аванпосты, 2-я армия Гриппенберга практически повсеместно по фронту взломала линию обороны, основательно тесня противника. Опасаясь окружения, особо упёртые японские части вынуждены были отходить, выравнивая оборонительную линию. Самураи цеплялись за многочисленные китайские деревеньки, превращая их в опорные пункты, которые русские иногда брали… не бескровно, иногда обходили, продолжая победное шествие.

Русские, что называется, поймали кураж, совершая смелые обходные манёвры, пользуясь холмистой местностью, «кусая» неприятеля с совершенно неожиданных направлений, подавляя очаговые сопротивления.

Одним из этапов операции был охват всего правого фланга противника, так называемым «восточным отрядом», куда входил корпус Брусилова.

* * *

До поры батальон Богатырёва торчал в резерве, в тылу. Пока, наконец, не сподобились прибыть из ставки Куропаткина члены петербургский комиссии: полковники и вся остальная свора адъютантов, в том числе фотографы и врачебный персонал, раскинувший отдельный медицинский пункт. Главный наблюдатель Генштаба – генерал, так и не объявился, однако штабс-капитан не особо воспечалился, поковеркав (не вслух, конечно): «Какая к свыням разница, высоко превосходительство с важным видом будет лицезреть в биноклю или пара высокоблагородий замарают бумагу опусами подробных отчётов».

Впереди было наступление. Задача поставлена. Рекогносцировка проведена. На рассвете… А прошло, на его взгляд, под основным эпитетом «лихо»!

«Не зря ли́ты поты, би́ты мозоли», – отметил один из взводных подпоручиков.

Брусилов «закусил удила», и батальон пошёл на острие дальше.

* * *

Главнокомандующий генерал Ояма, зная, насколько русские неповоротливы в гористой местности, считал, что движение армии Гриппенберга имеет отвлекающий характер. Что основной удар русские нанесут на самом удобном участке – вдоль железной дороги. Однако и фланг отдавать противнику не желал, опасаясь превращения тактического охвата в оперативный, перебросив на это направление, в помощь Куроки, пехотную дивизию. Больше ни одного солдата с главной линии Ояма снять не осмелился.

* * *

Рассчитывая вскорости на поддержку 1-й армии, Гриппенберг упорно продолжал пробиваться вперёд.

Узнав об этом, Куропаткин не на шутку встревожился – забилась зудом, как в высветленное окно досадная мысль-муха, признавая, что «его стратегия изматывания противника (под Кутузова) не привела ни к одной победе, скорей деморализовав свои войска, нежели нанеся ощутимый вред противнику. А вот теперь приезжает какой-то решительный Гриппенберг, и того и гляди с наскока добьётся успеха. Его стремительный фланговый охват занесут в хрестоматии как блестящую стратегию. Более того – вполне возможен коренной перелом в войне! И это тоже будут связывать с именем треклятого Оскара Казимировича».