Ехать на телеге оказалось здорово. Дуська, весело помахивая хвостом, бодро шла по лесному тракту, и мы с ее хозяином непринужденно болтали.
– А скажи-ка мне, Матвей, как вы уживаетесь с солдатами?
– А че? – передернул он плечами. – Нормально уживаемся. Застава-то всегда тут была, так что нам не в новинку.
– А сам-то ты тоже сюда хочешь, когда время подойдет?
– Хотеть-то я, может, и хочу, да только ничего не выйдет, – покачал головой Матвей.
– Почему?
– Да потому, что через пару лет здесь будут одни крыласовские контрактники, а всех срочников уберут. Говорят, военное начальство мечтает все погранотряды одними контрактниками укомплектовать, так что этот призыв – один из последних, получается.
– Солдаты по контракту ведь уже сейчас служат на заставе, да? – уточнила я.
– Ага, служат. Их так и называют – «люди подполковника Крыласова».
– А у срочников тоже название есть?
– А то! «Люди Изюбря» они называются.
– Все хочу выяснить, откуда эта кличка дурацкая? – поинтересовалась я, найдя в Матвее поистине бесценный источник информации.
– Почему же дурацкая? – удивился он. – Изюбрь – благородное животное, очень серьезное и сильное – палец в рот не клади. А капитан такой и есть. Болтают, что он однажды изюбря завалил, спасая своего солдата и офицера, который по дурости решил поохотиться, да аккурат в период гона! Офицер взял солдатика в помощь да и отправился поутру в лес. Выследили эти деятели изюбря, пальнули в него из автомата, а тому хоть бы хны, развернулся и дернул за охотниками. Они – ноги, но изюбрь-то быстрее бегает! Короче, долбанул он офицера в задницу разок рогами, но, к счастью для идиотов, капитан почуял неладное и отправился их искать. У него оружия не было – ничего, кроме кинжала китайского, который ему когда-то давно подарил какой-то узкоглазый с той стороны.
– И что, Изю… В смысле, Руденчик его – ножом?!
– Угу, им, родимым! – радостно закивал Матвей. – Ну, конечно, Один ему здорово помог, а то бы кончился капитан. Ну вот, с тех пор его Изюбрем и зовут, хотя сам он почему-то страшно этого не любит: однажды солдат какой-то трепанул, не подумав, назвал его Изюбрем в разговоре, а капитан мимо проходил, так он влепил ему три наряда вне очереди!
– А как офицера-то звали? – спросила я после паузы. – Ну, того, который пострелять решил?
– Так… Крыласов же! – ответил Матвей и, откинув голову назад, зашелся звонким хохотом.
Я чуть с воза не свалилась. Подполковник Крыласов, этот напыщенный вояка, мнящий себя не иначе как Наполеоном пограничных войск и на всех вокруг глядящий свысока – и это его едва не посадил на рога изюбрь?! Ну, по крайней мере, теперь становится понятна холодность в общении подполковника с капитаном: такому, как он, наверняка тяжело признать, что ему спасли жизнь, тем более что в переделку он попал по собственной глупости и самонадеянности.
– А теперь Крыласов ходит, выпятив грудь, что твой индюк, – продолжал Матвей, цоканьем языка подгоняя Дуську, хотя она и так шагала довольно быстро. – Как же, радуется, что Изюбря отсюда уберут.
– Руденчика уберут? – переспросила я.
– Это уже, говорят, дело решенное. Полкан… то есть полковник Акиньшин, пойдет на повышение, а Крыласов, скорее всего, займет его место со своими контрактниками.
– А капитана куда?
– Бог его знает, – пожал плечами Матвей. – Может, на другую заставу? Крыласов его терпеть не может, поэтому при себе ни за что не оставит!
Я только-только собралась поспрашивать паренька, не слыхал ли он, что случилось с Костиком и его приятелем, как громкое «тпру-у», адресованное Дуське, возвестило о том, что мы на месте. Я и не заметила, как мы выехали на опушку, где в полном одиночестве стоял покосившийся домик под крышей с высоким коньком.
– Вот и дом бабы Мани! – сказал паренек. – Дальше только Профессор живет – там, за холмом.
– Профессор? – удивилась я, услышав в лесной глуши столь высокое звание.
– Ну, на самом деле никакой он не профессор, – пояснил Матвей. – Но образованный – говорят, в каком-то НИИ работал в Хабаровске. Потом то ли НИИ закрыли, то ли уволили Профессора, и он окончательно сюда перебрался. Его тут не то чтобы не любят, но стараются без надобности к нему не соваться: он гостей не жалует – может и из ружья пальнуть!
Участок возле домика бабы Мани оказался довольно большим, и я спросила у Матвея:
– Неужели она обрабатывает все сама? Здесь же соток двадцать!
– Ну, так мужики из Казаково иногда подсобляют – за бутылку или за деньги, как получится. Пошли, что ли?
Во дворе большая лохматая собака рванулась нам навстречу с громким лаем, но цепь ее не пустила, и мы спокойно прошли мимо.
– Люкс большой, но безобидный, – бросил Матвей на ходу. – Очень пожрать любит – за колбасу продаст всех и вся!
Марья Сергеевна Ливанова, она же баба Маня, лежала в маленькой комнатушке, сразу за сенями. Кровать стояла вплотную к печке, одна половина которой располагалась в кухне, а вторая выходила в спальню. Внутри домика было опрятно, хотя баба Маня выглядела лет на восемьдесят – видимо, здоровье у нее было отменное.