Вскрытие покажет

Все эти мысли проплывали в моем мозгу, пока руки автоматически выполняли привычную работу. На столе лежала пациентка, оперировавшаяся на предмет замены коленного сустава. Сегодня ведущим хирургом выступал Павел Бойко, протеже Шилова. В мою бытность любовницей Роберта Караева, также работавшего в отделении травматологии, никому, кроме него, не было позволено проводить высокотехнологичные операции. Это было связано и с деньгами, и с престижем. Когда Шилов стал заведующим, он изменил порядки, чтобы дать дорогу молодым и способным хирургам проявить себя и, чего уж скрывать – заработать. Павел оказался самым талантливым из его учеников, и теперь я чаще всего работаю именно с ним. Пациентка весила килограммов сто двадцать. Хирурги вообще не любят полных больных, но ортопеды-травматологи – особенно. Частенько условием для проведения операции по замене сустава является сбрасывание определенного количества кило, иначе искусственный сустав просто не выдержит большого веса. Кроме того, сразу после операции необходимо ставить пациента на ноги и разрабатывать сустав, а полные больные обычно малоподвижны. Вот и на лице Павла сейчас я читала раздражение: добраться до кости сквозь плотный жировой слой было не так-то легко! В самый решающий момент я вдруг заметила, что зрачок пациентки реагирует на действия Павла. Мы, как обычно, применяли регионарный наркоз, а не общий, поэтому больная не находилась в отключке. Тем не менее она не должна была испытывать никаких болевых ощущений. Поверх маски я взглянула на свою анестезистку. Алевтине Макаровой чуть за пятьдесят. У нее отличная семья – любящий муж, трое детей, один из которых сейчас в армии. Мы работаем с Алевтиной уже пять лет, и у меня никогда не возникало к ней ни малейших претензий: она исключительно аккуратный и грамотный специалист. Однако в последние несколько дней я ее просто не узнавала. У женщины все валилось из рук, она стала рассеянной и невнимательной.

– Алевтина, что происходит? – шепотом спросила я, косясь на Павла, который пока еще не почувствовал, что что-то не так.

Она подняла на меня пустые глаза.

– А что, Агния Кирилловна?

– Наша пациентка сейчас кричать начнет, вот что! – рявкнула я.

В ужасе Алевтина взглянула на столик для медикаментов.

– Ой!

Мне не понравился этот ее возглас.

– Немедленно вводите еще пять кубиков! – сказала я, едва сдерживая гнев.

Алевтина молча выполнила мое требование.

– Агния Кирилловна? – поднял брови Павел, глядя в нашу сторону, встревоженный шушуканьем.

– Все в порядке, Паша, – отозвалась я, безмятежно улыбаясь. – Никаких проблем!

Через час, выскочив из операционной, я налетела на Алевтину.

– Что вы делаете-то, а? – спросила я, рывком разворачивая женщину к себе лицом от раковины, над которой она склонилась, чтобы вымыть руки. – Мы чуть тетку не угробили!

– Простите, Агния Кирилловна! – залепетала она, вся красная как рак. – Ради бога, извините…

– Извините ее! – не унималась я. – Скажите спасибо, что она толстокожей оказалась… Какую дозу вы вводили?

– Я виновата, – пробормотала анестезистка, опуская глаза. – Ошиблась с дозой…

– Ошиблась! Что с вами происходит в последнее время? Если вы больны, то садитесь на больничный, в конце концов, но это же не повод резать по живому!

Неожиданно Алевтина закрыла лицо руками и разрыдалась, качаясь из стороны в сторону, словно липа на ветру. Павел, собиравшийся снимать перчатки, оторопел.

– Что случилось? – спросил он, выпучив глаза.

– Ничего, Паша, – ответила я, беря Алевтину под руку и подталкивая в сторону выхода. – Небольшой срыв – бывает.

Отделение анестезиологии и реанимации располагается сразу над операционными. Поднявшись на один этаж, мы дошли до ординаторской, где в этот момент никого не оказалось, и я налила анестезистке воды из стоящего у стены кулера.

– Вот, – сказала я, протягивая ей стакан. – Пейте и рассказывайте!

Зубы Алевтины стучали по краю стакана, и она не сразу смогла сделать глоток. У нее ушло несколько минут на то, чтобы выпить половину жидкости, и все это время я терпеливо ждала. Злость моя постепенно испарилась. Возможно, у Алевтины случилось что-то серьезное, иначе она вряд ли допустила бы ошибку при операции.

– Мой Кости-и-ик! – давясь водой, проговорила анестезистка. – Кости-и-ик… по… поги-и-иб!

– Что-о?! Но он же… Он же в армии был?!

– Вот именно, чтоб бы-ыл! – завывала Алевтина. – Во вторник получила извещение из военкомата, а на следующий день они гроб доставили-и-и…

– Но как же это произошло?!

– Сказали – несчастный случай во время учений…

Алевтина больше не могла говорить, и мне пришлось сесть рядом и обнять ее, как беспомощного ребенка. Я прекрасно понимала, что она должна чувствовать. Что, если бы мой Дэн… Нет, об этом даже думать нельзя! Конечно, у Алевтины еще две дочки, но Костик всегда был ее любимым сыночком, ее надеждой и опорой. Я знала паренька – он иногда встречал мать после работы. После школы поступил в медицинское училище, успешно отучился год, призвался в армию… И вот теперь он мертв!

Плечи Алевтины все еще вздрагивали, но слезы уже иссякли.