Ни огневая мощь морской пехоты, ни бомбежки с воздуха не приносили желанных результатов — разгромить мятежников с гор Лас-Сеговиаса не удавалось. Не помогали и потоки лжи, которую разливали по всему свету информационные агентства Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс, корреспондентами которых были в Никарагуа два североамериканца, прибравшие к рукам никарагуанскую таможню[95]. В 1932 г. Сандино говорил: «Мне недолго осталось жить». Годом позже под нажимом североамериканской политики «доброго соседа» был заключен мир. Партизанский вождь был приглашен президентом на решающую встречу в Манагуа, попал в засаду и был убит. Убийца, Анастасио Сомоса, позже недвусмысленно давал понять, что убийство было организовано послом США Артуром Блиссом Лейном. Сомоса, в ту пору один из местных военачальников национальной гвардии, быстрехонько пролез к власти и правил Никарагуа в течение четверти века, после чего его сыновья получали президентскую должность по наследству. Перед тем как украсить свою грудь президентской лентой, Сомоса наградил себя крестом «За храбрость», медалью Почета и Президентской медалью за заслуги. Во время пребывания у власти он не раз устраивал кровавые бойни и пышные празднества, где /159/ его солдаты, наряженные римлянами, маршировали в шлемах и сандалиях. Диктатор превратился в крупнейшего производителя кофе, владея 46 плантациями, а также в скотовода, отведя остальные свои 50 усадеб под животноводство. Тем не менее ему всегда хватало времени, чтобы сеять еще и ужас. В течение своего длительного правления он, говоря по правде, не испытывал особых лишений и с некоторой грустью вспоминал свои молодые годы, когда ему приходилось подделывать золотые монеты, чтобы раздобыть денег для кутежей.
В Сальвадоре кризис также стал детонатором социального взрыва. Почти половина всех рабочих на банановых плантациях Гондураса были сальвадорцы, и многим из них пришлось вернуться на родину, где никакой работы не нашлось. В области Исалько в 1932 г. разразилось огромное крестьянское восстание, которое быстро охватило весь запад страны. Диктатор Мартинес послал солдат, вооруженных новейшим оружием, сражаться против «большевиков». Индейцы шли с мачете на пулеметы, а концом всей истории была смерть 10 тыс. крестьян. Мартинес, ханжа-вегетарианец и теософ, утверждал, что «большее преступление — убить муравья, нежели человека, ибо человек после смерти может перевоплотиться, а муравей умирает раз и навсегда»[96]. Он говорил также, что находится под защитой легионов «невидимых духов», которые сообщают ему обо всех заговорах; что он поддерживает прямую телепатическую связь с президентом Соединенных Штатов; что часы с маятником, помещенные над тарелкой, указывают ему, не отравлено ли кушанье, а над картой — указывают места, где прячутся его политические враги и зарыты пиратские сокровища. Он обычно посылал личное соболезнование родителям своих жертв, а в саду его дворца щипали травку олени. Правил Мартинес до 1944 г.
Массовые убийства стали обычным явлением. В 1933 г. Хорхе Убико расстрелял в Гватемале более 100 профсоюзных, студенческих и политических лидеров и снова ввел закон «против бродяжничества» индейцев. Каждый индеец должен был иметь при себе книжку, где отмечалось, сколько дней он работал; если отметок было мало, он отрабатывал долг в тюрьме или бесплатно гнул спину на /160/ чьей-нибудь земле в течение полугода. На гнилом побережье Тихого океана люди, работавшие по колено в грязи, получали 30 центов в день, а «Юнайтед фрут» заявила, что Убико обязал ее еще больше снизить оплату труда. В 1944 г., незадолго до свержения диктатора, «Ридерс дайджест» опубликовала восторженную статью: мол, этот пророк Международного валютного фонда сумел избежать инфляции, снизив зарплату с 1 доллара до 25 центов в день на строительстве шоссе для переброски войск, и с 1 доллара до 60 центов — на строительстве аэропорта в столице. В то же самое время Убико предоставил кофейным владыкам и банановым вельможам право убивать: «Не подлежат уголовной ответственности владельцы поместий...» Декрет этот имел номер 2795 и был снова введен в действие в 1967 г. «демократическим и представительным» правительством Мендеса Монгенегро.
Как все тираны Карибского бассейна, Убико мнил себя Наполеоном. Он жил среди бюстов и портретов императора, с которым, по его словам, у него было явное сходство. Он обожал военную дисциплину и муштровал даже почтовых служащих, школьников и оркестрантов. Музыканты симфонических оркестров, облаченные в мундиры, играли — за 9 долл. в месяц — те вещи, которые выбирал сам Убико, в том темпе и на тех инструментах, которые ему нравились. Он считал, что больницы нужны только немощным мозглякам, и потому многочисленные больные попросту валялись на полу коридоров и проходов немногих госпиталей, если они имели несчастье быть не только больными, но еще и бедными.