— От него люди черт знает что выделывают, — соглашается Джилли. — Посмотри вот на всех этих: отличные счастливые семьи. Мамочки, папочки, деточки наперебой всем показывают, как у них все хорошо. Убеждая самих себя. Но заглянули бы мы за кулисы этого шоу, как тельпы, кто знает, что за фигню мы бы там увидели. Может, такое, по сравнению с чем у Эллен и дяди Джимми — просто невинная игра в бутылочку.
— От секса люди глупеют.
Джилли фыркает:
— Некоторым и так глупеть некуда. Слушай, я знаю, на что это похоже. Помнишь разумных вирусов из «Мьютов и нормалов»? Так вот, секс — именно такая штука. Это вирус. Только не разумный, а
— А что, если бы на самом деле были умные вирусы, превращающие людей в мьютов?
— Ой, зарази меня! — кричит она, раскинув руки, и вертится на песке. — Знаешь, кем бы я хотела быть? Тельпом! И тогда никто от меня ничего не скроет, я бы просто мысли читала. Знала бы все тайны про всех. И могла бы кого хочешь заставить делать что угодно.
— Похоже, у тебя это и так отлично получается.
— Заткнись! — Она толкает его плечом.
— Осторожно, ты! Рука!
Она глотает «колы» из банки, ничуть не обеспокоенная.
— Джек, а ты?
— Классно было бы летать, — говорит он. — Так что я, думаю, стал бы эйром. Только не так, как в игре. Другой породы мьютов.
— Какой другой породы?
— Ну, как мы.
Она смеется:
— Да нет, ты послушай! Мы умеем делать такое, чего не умеют другие, так? Каждый из нас знает, что чувствует или думает другой — по крайней мере достаточно часто. Иногда у нас даже сны одни и те же!
— Это потому что мы близнецы, а не потому что мьюты.
— А откуда ты знаешь, что мы только близнецы, а не мьюты тоже?
— Ну, просто знаю.
— Но ты должна признать, что есть люди, которые умеют что-то вроде чтения мыслей и предвидения будущего…
— Всегда есть люди, умеющие то, чего не умеют другие. Большинство людей — средние. Некоторые выше среднего уровня. Есть такие, что всех могут одним пальцем уделать. Но если какой-то пацан умеет бегать быстрее меня, или лучше рисовать, или дроби в уме складывать, это еще не мьют. Смотри, разве Эйнштейн был мьютом?
— Может, и был. И вообще есть разница между «сечь математику» и «мысли читать».
— Я ж не говорю, что нет. Но не слишком большая. Ты вспомни, Джек, люди даже половину своего мозга не используют. И представь себе, что мы могли бы делать, если бы использовали сто процентов. Может быть, люди с ментальными возможностями лучше используют мозги, или используют не те участки мозга, что мы, все прочие. Но и мы тоже могли бы этому научиться. Вот как я думаю.
— А как научиться?
— Ха, хотела бы я знать! Я только говорю, что это возможно, вот и все.
— То есть ты думаешь, что в реальной жизни мьютов нет.
— Я думаю, что есть объяснения получше, как люди читают мысли и прочее в этом роде. Ну, кроме шарлатанов, конечно, потому что большинство как раз мошенники.
— А вчера ты говорила, что «Мьюты и нормалы» — это взаправду.
— Я говорила, что это
Джек останавливается и смотрит на нее: ощущение такое, будто она читает его мысли, только сама не понимает. Вообще между ними это не так уж необычно, но сегодня довольно страшновато.
— А чего там вчера?
Джилли допивает банку, потом отвечает:
— Ты говорил, что помнишь, как ехал на какой-то охрененной волне, потом тебя сбросило и унесло в море. Но я ничего такого не видела, а я ведь все время стояла на берегу. Видела я вот что: ты зашел в воду по пояс, и тебя первой же волной перевернуло. Итак, почему у нас разные воспоминания о том, что было? Потому ли, что — ну, не знаю — тебя похитили инопланетяне, потом подкрутили мне память, чтобы замести следы? Или ты стукнулся головой, когда тебя волна перевернула, и то, что ты считаешь памятью, на самом деле тебе примерещилось?
Джек мнется, не зная, что сказать. Навлекать на себя насмешку или презрение ему не хочется.
— Иногда правильным бывает самое дикое объяснение, — находится он наконец.
— А, так тебя на самом деле похитили инопланетяне?
— Ты сама понимаешь, что я не это хотел сказать.
— А что тогда? Слушаю внимательно.
— Да нет, не слушаешь. Ты уже все для себя решила. Ладно, проехали. Я иду обратно.
Он поворачивается, Джилли хватает его за руку — за больную, выше локтя. Он не может сдержать вскрик: как будто она нажала на болевую точку, о которой он даже не знал. Банка «колы» высказывает из онемевших пальцев, падает на песок и катится к воде, оставляя след карамельной пены. Джек вырывается в тот момент, когда Джилли его выпускает с выражением тревоги на лице.
— Ой, Джек, прости! Очень больно?
Боль в руке — как звенящий колокол, ясная и проникающая. Может, все-таки кость сломана? Глаза наполняются слезами, но он скорее умрет, чем прольет хоть одну.
— Я забыла про твою руку, — говорит она. — Честное слово, прости меня!
— Оставь меня в покое.