Вслед кувырком

Мерцающее лезвие ударяет поперек Крестозвездного Полумесяца, наложенного на геральдические щиты вирта, с визгом разлетается фонтан алых и золотых искр, и звучавший гимн спотыкается, разваливается, замолкает. Этот удар заслуживает одобрительный рев зрителей-мьютов, то есть виртов с внешностью мьютов, почти все (если не вообще все) из которых — пустые оболочки, марионетки, созданные и управляемые сверхразумом (хотя всегда есть шанс, что среди них находятся виртуализованные наблюдатели из Коллегии Виртуального Разума или даже один или несколько Орбитальных, глядящие в выполнение какого-то непостижимого каприза). Они ревут так, будто Чеглок нанес смертельный удар. Антропоморфные эмблемы на щите нормала реагируют по-разному: зубастая улыбка черной мыши с огромными ушами превращается в овал рта, раскрытого в беззвучном крике, ухмыляющаяся скрепка для бумаг насмешливо приподнимает брови, толстый багровый тираннозавр съеживается, жалобно воя, за парой золотых арок, мальчишка с белой кожей и торчащими желтыми волосами поворачивается, сбрасывает штаны и показывает вирту Чеглока голую задницу, издавая оглушительный неприличный звук. Эмблемы — виртята, автономные программы, представляющие разные интересы и демонстрирующие влияние знатных домов, спонсоров этих рыцарей. Каждый из них находится на связи с другими и с тем нормалом, вирт которого несет их на своем щите, предлагая нескончаемый поток лозунгов, комментариев, анализов и советов; подходящих цитат из довоенных пьес, фильмов, стихов, книг, проповедей и песен, «продакт плейсмент» для соотечественников, наблюдающих из дома, даже анекдоты, хотя Чеглок этих анекдотов не слышит. Но Полярис, как все тельпы, способна подслушать этот сумасшедший поток болтовни, и она ему поясняет. Удивительно ли, думает он, что столько тельпов становятся почти сумасшедшими, зараженные безумием нормалов? Гротескный образ Мицара, его изрезанной шрамами головы и торса, привязанных как кусок горелого дерева к идеальному телу святого Христофора, возвращается на миг, вызвав содрогание памяти.

Будто прочитав его мысли, вампир раскрывает бесплотные синие губы в язвительной усмешке, обнажая зубы, белые, как отмытые дождями кости, и острые, как колючки терновника, за ними свернулся язык, похожий на скрученный хоботок москитылька, развратно-алый, как бархатные лепестки махровой розы.

— Что там за ветерок на мой щит подул? — Издевательский голос тщательно изображает беззаботность.

— Ха! Флыфал, вовно мьютское? — шепелявит виртенок динозавра, выглядывая между золотых арок, трясущихся, как будто они сделаны из желе. — Скавыте ему, бошш!

— Да-да, — верещит желтоволосый парнишка, а мышь энергично кивает. — Выдайте ему, босс!

Вампир не обращает внимания на виртят.

— Я узнал бы твое имя, эйр.

Не отвечай, шепчет сверхразум, но это лишнее: Чеглок и так знает, что не стоит открывать свое имя в Сети, где каждый кусочек информации, какой бы невинный он ни был, может дать ключ к субвиртуализации, а то и к чему похуже. Он спрашивает:

— Отчего бы тебе не назваться первому? Или от страха в зобу дыханье сперло?

— А у кого тут зоб и перья? — нахально спрашивает мышь.

— Шэр Дракулот никого иж ваш не боитша! — добавляет динозавр, тут же бледнеет, становясь белее лилии. — Ой! Проштите, бошш!

Уловка виртенка прозрачна, как тот геральдический щит, на фоне которого он виден. Опасность сообщать информацию в Сети — штука обоюдоострая: Чеглок не более склонен верить тому, что скажет о себе нормал или его виртята, чем самому рассказать о себе хоть долю правды. Он презрительно смеется:

— И драться за тебя тоже будут твои виртята, как и говорить?

— Сейчас тебя ощиплют, птенчик, — отвечает сэр Дракулот.

При этих словах гимн вампира возобновляется громче, чем был. Подняв золотой лук, нормал выпускает стрелы ядовитого золотого огня, которые безболезненно тонут в сияющей серебряной коже вирта Чеглока, а та, дрожа, как озерцо ртути, поглощает и растворяет ядовитый код.

Двое противников вполне под стать друг другу: они отступают, осторожно кружа, выискивая друг у друга незащищенное место, а виртята продолжают сыпать издевками и оскорблениями, которые Чеглок пропускает мимо ушей. Феникс, Халцедон и Моряна пока держатся, но противник Полярис, вирт с головой пингвина, теснит ее сильно. Размахивая переливающейся красным неоном саблей, Пингвиноголовый нападает, как пьяный берсеркер, с дикой, отчаянной яростью, будто нормал этого вирта бросает в бой все силы, гимн его гремит, и все его виртята выкрикивают разные боевые кличи. Даже в Сети (может быть, в особенности здесь) падают кости Шанса, и все остальные, мьюты и нормалы равно, кувыркаются вслед за ними. Спеша прийти на помощь Полярис, он удваивает усилия.