Вслед за Бурей

Поначалу охотники тяжко страдали от смрада висевшего в комнате, но потом вонь приелась, и ее замечать перестали. Почти. Больше запахов, жажды и голода арестованных мучила скука. Обсудить все что можно друг с другом — родичи давно обсудили. Только Майно еще время от времени пробовал развязать разговор, но без должной поддержки вся беседа обычно вмещалась в пару-тройку бессмысленных фраз, раз за разом уступая молчанию. В тишине заключенные делали то единственное, что хоть как-то могло их развлечь. Они слушали площадь.

За решетчатым сводом окошка жизнь кипела на все голоса. Подсмотреть за синарским бытьем у сидящих в подвале возможности не было — чересчур высоко. Не достать даже, если забраться Валаю на плечи, что пробовали. Оставалось выхватывать скудные образы с улицы только ушами, через понятные звуки и реже слова, проникавшие внутрь обрывками фраз. Радости мало, конечно, но лучше, чем надоевший треп Майно. Да и нечем же больше заняться.

Вон, гремя ободами колес, тарахтит по брусчатке повозка. А, может, телега. Кто в ней едет, и что в ней везут? Неизвестно. Но разум на что? Каждый может додумать, что хочет. Вон, торговец-мальчишка несет пирожки на лотке, о чем сам и орет во все горло. Хорошо орет, красочно. Слюни сами-собой проступают во рту: пирожки — это вкусно. А вот, что же такое депеша? Наверное, зверь, сродни лошади, раз некто вверху сообщил баритоном: — «Пришла». А Шелгард, помянутый день до того, кем-то хриплым? Город, имя, напиток? Из фразы не ясно. В речах северян, и вообще, смысл трудно сыскать, а тем более, если не слышал всего разговора. С действом проще. Зазвенело рассыпчатой дробью сквозь ругань — и Матук докумекает: кто-то кошель обронил. Нынче знают охотники цену деньгам, на монеты успели взглянуть.

Вдруг, стук многих копыт заглушает все прочие звуки — группа конных летит наверху. Знать торопятся, раз несутся галопом по самым оживленным местам — так и затоптать кого можно. Не иначе случилось что важное. Или, вот вам пожалуйста — козы! Столь привычное с жизни минувшей тягучее блеяние. Неужели по площади гонят рогатых? Не верится, но оно так и есть: сотни мохнатых копытец цокотят по камням мостовой. Раньше кроме коней за окошком животных не хаживало. Странно как-то. А это еще, что за крики?!

Голос женский, и в голосе страх.

— … убили… пропал… к нам идут! — долетели обрывки взволнованной речи до родичей.

— Ой, что будет! — прозвучало чуть ближе.

— Нужно дергать в Селину! А лучше на север, за горы! — распалялся мужчина над самым окном.

— А успеем?! Лошадей-то забрали! — всхлипывала молодая девчушка.

— Волов запряжем! Бегом, бегом!

Топот ног оборвал разговор, но вверху уже слышался следующий.

— Анжей где? Вы не видели Анжея? — с придыханием вопрошала старуха.

— Нет! И я Седрика своего не могу найти. — отвечала охрипшая тетка — У южных ворот их не было. А уходили ведь вместе.

Взволнованные голоса сменялись один на другой. Крики множились. На площади стремительно разгоралась паника. Люди орали, куда-то бежали, толкались и падали. Ругань заглушал плач, а его в свою очередь вытеснял на второй план предостерегающий рев трубы. Что-то страшное творилось в Синаре. Родичи давно уже повскакивали со своих лавок и, прижавшись к стене под окном, вслушивались в происходящее наверху.

— Да что ж там случилось, — неизвестно кого спросил Майно. — Может…

— Тшш! — шикнул на болтуна Валай. — Дай послушать.

На удивление Майно удержался с ответом, что бывало с ним редко. То ли сработал грозный взгляд Волка, то ли до парня дошла вся серьезность момента. По услышанному любой дурак мог понять: горожанам там наверху не до шуток. Ну, а дальнейшие крики и шум только сильнее уверили в этом ребят. Охотники вопросительно переглядывались. Страшные догадки уже начали возникать в головах, но озвучить их первым никто не решался.

Неожиданно, да настолько громко, что все пятеро вздрогнули, загремели дверные запоры. Причем, лязгнула не задвижка «кормильной дыры», как родичи окрестили окошко-лючок, сквозь который подавали еду и потом забирали пустые тарелки, а защелкал центральный замок. Кто-то быстро ворочал ключом там, снаружи. Наконец обороты закончились. С мерзким скрежетом громыхнул поперечный засов. Напоследок скрипнув петлями, тяжелая дубовая створка резко дернулась в сторону. На пороге стоял Джейк.

Весь какой-то помятый, потрепанный и до неприличия грязный дружинник сейчас совершенно не походил на себя самого двухнедельной давности. Порванная местами одежда, черные круги под глазами, густая щетина на осунувшемся лице — все говорило, что воин с дороги, и путь был нелегким. Выглядывающий из-за спины Джейка охранник смотрелся домашним чистюлей и неженкой рядом с суровым солдатом. Причем, нескрываемый страх в вытаращенных глазах стражника на фоне хмурой решимости воина еще больше усиливал это впечатление. Было очевидно, что тюремщик растерян не меньше, чем распахнувшие рты арестанты.

— Выходите! — грудь дружинника вздымалась, как после быстрого бега. — Они уже близко!

— Кто они? — вырвался глупый вопрос у Валая.

— Орда!