Вслед за героем

— Что это, — говорят они, — нынче саперы по дороге, как по бульвару туда-сюда гуляют?

— Время, — отвечаю, — весеннее, самое для прогулок.

Думаю, на обратном пути я этим пушкарям отолью какую-нибудь пулю…

А вышло наоборот. Только я со своими минами направился обратно, слышу, со стороны хутора стрельба и ружейная, и артиллерийская. Ну, думаю, все пропало. И припустился бежать. Добегаю до батарейцев, а они из обеих пушек ведут такой беглый огонь, что в ушах у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Смотрю, а на шоссе, так, метрах в трехстах, немецкий «тигр» огрызается. Как я в его пулеметную струю не попал, и сейчас удивляюсь…

«Что же стало с однополчанами? — думаю. — Не может быть, чтобы такие бывалые солдаты зевака дали». И в самом деле, прав я оказался. Только прилег я в кювет у дороги, чтобы не зацепила немецкая пуля или осколок, как слышу кто-то в стороне кусты раздвигает. Я — автомат в руки, и кричу:

— Кто тут?

Смотрю, из-за кустов голова Закира появилась.

— По голосу слышу, что Шкураков, — сказал он, и прыг ко мне в кювет. А за ним и вся остальная братва. Я, конечно, рад, что все целы и невредимы… Рассказали, как было дело.

Бог весть откуда появились танки, четыре «тигра». Не иначе, как из ближайшего леса, который наш авангард плохо прочесал. На броне каждого танка — десантники. Сколько их — не пересчитали. Не до того было. Сам, — говорят, — посуди: против каждого сапера — танк с десантом. Мои саперы в кусты, да на зады, да давай бог ноги. А все-таки несколько автоматных очередей свое дело сделали: танки чуть замешкались и дальше пошли не так резво, а вскоре напоролись и на нашу противотанковую артиллерию. Тут они остановились.

Пока мы обсуждали все эти события, рота капитана Алиева — хороший был офицер…

— Почему был? — спросил я.

— Погиб… Теперь там капитан Александров командует. Да… так вот, — продолжал Шкураков, — гвардейцы из этой роты выдвинулись чуть подальше противотанковых пушек и заняли оборону. А мы пошли доложить начальству. По дороге я вдруг вспомнил про котелок.

— Где он? — спрашиваю Закира.

— Чего?

— Котелок!

— Да там, — говорит, — где его оставил, под кустом…

— А что же ты его, вражья сила, с собой не захватил?

— Только и оставалось время, что о котелке думать.

И сильно я рассердился и на ребят, и на себя.

— Эх, — говорю, — вы, люди! Тарас Бульба не хотел своим врагам даже трубки оставить, а вы тотальным фрицам котелок с русской кашей на съедение отдали. Где у вас совесть?..

А они смеются…

— Не горюй, Шкураков, отобьем твой котелок с кашей. Города берем, а котелок-то раз, два и наш.

Получили мы приказ: как только стемнеет, заминировать все подходы к роте Алиева со стороны противника.

Перед тем как идти на операцию, я говорю своему командиру:

— Разрешите произвести саперную разведку.

— Что же ты пойдешь один? — спрашивает.

— Так точно, — отвечаю. — План мне известен. Днем там был.

— Добро, — говорит, — иди.

Примерно к полуночи сделали мы свое дело. На всех дорогах, где только сумел бы проскочить танк, мы поставили мины. Противопехотных мин мы не ставили. Потом я и говорю своим напарникам:

— Вы возвращайтесь, а я пойду дальше, есть у меня еще один приказ.

— Знаем, — говорят, — мы этот приказ. Зря Шкураков из-за котелка каши своим котелком рискуешь…

Рассказчик сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Учился я мало. Так пришлось. А читал много и, когда в школе учился, и после, когда работал токарем на заводе. Очень любил я Гоголя. А его «Тараса Бульбу» знаю наизусть. Хорошая это книга! Какие в ней красивые люди. Читаешь и наслаждаешься. Вот слушайте: «Четыре дни бились и боролись козаки, отбиваясь кирпичами и каменьями. Но истощились запасы и силы, и решился Тарас пробиться сквозь ряды. И пробились было уже козаки и, может быть, еще раз послужили бы им верно быстрые кони, как вдруг среди самого бегу остановился Тарас и вскрикнул: „Стой! выпала люлька с табаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!“ И нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную спутницу на морях и на суше, и в походах, и дома. А тем временем набежала вдруг ватага и схватила его под могучие плечи. Двинулся было он всеми членами, но уже не посыпались на землю, как бывало прежде, схватившие его гайдуки. „Эх, старость, старость!“ — сказал он, и заплакал дебелый старый козак. Но не старость была виною: сила одолела силу…»

Шкураков на память читал гоголевские строки, и все слушали его, затаив дыхание. Передохнув, он продолжал:

— Короче говоря, пошел я за своим котелком во вражеский стан. Точнее, не пошел, а пополз, и волок с собою немецкую противотанковую мину. Много она мне хлопот доставила, а отказаться от своего намерения не хотелось. Гитлеровские дозоры я обошел легко. Стояли они; судя по голосам, группами, человека по три — четыре и, наверное, для храбрости вели тихие разговоры. Единственную улицу хутора несколько раз пересекали какие-то фигуры, а танки куда-то исчезли. Но на этот счет я ошибся, так как вскоре, в стороне от дороги, увидел силуэт одной, а за ней и другой машины.