Вслед за героями книг

В правом углу под иконами стоял стол, покрытый алым или зелёным сукном. Вдоль стен – дубовые лавки, тоже покрытые сукном. На некоторых лежали «бумажники», нечто вроде ватного одеяла. К ватным бумажникам шили наволочки из шёлковой тафты или тонкой козловой кожи.

Стулья и кресла украшали золотом или серебром. Обычно в комнате стоял только один стул или кресло для самого царя. Другой стул вносили только тогда, когда к царю приходили члены его семьи или патриарх. Второй стул ставили на расстоянии, соответствующем положению знатного посетителя.

Кроме лавок, у стен стояли поставцы – подобия комодов, с выдвижными ящиками для писем, документов и открытыми полками для дорогой посуды.

Кулачный бой

В древней Руси кулачный бой был любимым развлечением. Это была не драка и не ссора, а своеобразное состязание в силе, ловкости, богатырской удали.

… Как сходилися, собиралися
Удалые бойцы московские
На Москву-реку, на кулачный бой,
Разгуляться для праздника, потешиться.
И приехал царь со дружиною,
Со боярами и опричниками,
И велел растянуть цепь серебряную,
Чистым золотом в кольцах спаянную.
Оцепили место в 25 сажен,
Для охотницкого бою, одиночного. . .

Дрались обычно «стенка на стенку». Полгорода становились одной «стенкой», а другая половина города – второй. И нередко на льду Мосвы-реки разворачивалось подлинное побоище.

Лермонтов воспевает однако не бой стенки на стенку, а единоборство – «охотницкий бой, одиночный».

Бой «один на один» происходил на глазах обеих «стенок» и обычно предшествовал общей свалке.

Был ещё другой вид единоборства – бой «сам на сам», или «поле». Он, однако, проходил не на льду Москвы-реки, а у Ильинских ворот Китай-города.

Бой «сам на сам» – судебный поединок. Дрались обычно обидчик и обиженный. Тот, кто оказывался победителем, признавался правым, а побежденный – виноватым.

В бое «стенка на стенку» существовали свои правила: лежачего не бить, по виску и «под микитки» (под вздох) не ударять. При поединке «сам на сам» дрались без правил. Калашников «… ударил своего ненавистника прямо в левый висок со всего плеча», это говорит о том, что ку пец рассматривал бой с опричником на Москве- реке как судебный поединок. Да иначе он и не мог поступить.

Калашников не имел права «просить поля» у Кирибеевича, как тогда назывался вызов на судебный поединок. Ведь опричник заранее считался правым.

Лобное место

На торговой площади близ Гостиного двора, среди лавок с кренделями и сайками, возвышался круглый кирпичный помост, на который вели одиннадцать ступеней. Это и было знаменитое Лобное место.

…По высокому месту Лобному
Во рубахе красной с яркой запонкой,
С большим топором навострённым,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает…

С Лобного места Иван Г розный обращался к народу, обвиняя в измене князей и бояр. Отсюда цари представляли народу своих наследников. С Лобного места оглашали указы о новых походах и извещали о победах русских войск.

Лобное место считалось государевой трибуной, и поэтому на нём никогда не казнили, и палачи по нему не расхаживали. Если бы даже палач вздумал подняться на Лобное место, народ не потерпел бы оскорбления городской святыни. ..

А теперь на время попрощаемся с Москвой и последуем за отважными мушкетёрами в Париж XVII века.

В Париж к мушкетерам

Есть такой период в истории: новое время. Рубежом его историки считают семнадцатый век, когда произошла английская буржуазная революция. Этот век отмечен стремительным возвышением Англии и купеческой Голландии и упадком огромной Испанской империи.

Во Франции крупнейшие феодалы, ещё недавно такие своевольные, полностью теряют своё былое могущество. Теперь король становится неограниченным властелином, абсолютным монархом. Его надёжная опора – средние и мелкие дворяне, жаждущие богатства и славы. Из их среды выходят на историческую сцену отважные и предприимчивые люди, готовые рисковать головой ради денег и почестей. Один из них – гасконский дворянин д’Артаньян. Ловкий и храбрый воин, он стал героем знаменитого романа Александра Дюма «Три мушкетёра».

Правда или вымысел

Решительным и отважным, весёлым и остроумным, никогда не теряющим присутствия духа, – таким мы знаем д’Артаньяна.

И Дюма вовсе не выдумал и других героев романа.