Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

— Подождите! — Терпению моему пришел конец. — О ком вы мне все рассказываете? У вас есть зять? Если есть, то зачем вы мне о нем говорите? — несла я браваду и меня было не остановить, — А если в таких подробностях о нем распинаетесь, то хоть скажите, кто он что ли! Может, нам и познакомиться доведется. Когда-нибудь. Ближе к старости.

— Не дерзи, — предостерегающе произнесли губы, с которых я теперь не спускала глаз. — До старости тебе еще дожить нужно. Она, знаешь, не к каждому приходит.

— Вы мне угрожаете?

— Предупреждаю. Но оставим это пока. Вернемся к нашему барану, — оповестили меня, чуть изменив известную французскую пословицу, — Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.

— Знаю, — не стала оспаривать я, — но с некоторой поправкой: у вас был зять. Был — не «есть». Все в прошлом, понимаете. А теперь… Теперь он вполне может стать зятем кого-то другого.

— Это вряд ли… Я этого не допущу. В любом случае.

— Да неужели! — несло меня, — На цепь его посадите, чтоб всегда рядом был?

— А ты язва. Вся в мать, — чуть ли не выплюнули губы напротив. И сложились в тончайшую ниточку.

Похоже наша беседа утомила не только меня, но и его самого, причем не на шутку. И безусловно разозлила. Теперь собеседник мой выглядел до чертиков усталым. Я прошлась аккуратным взглядом по его лицу с напряженно выпирающим желваками, мазнула им по чуть прищуренным глазам, вернулась к губам и спустилась ниже — туда, где из тугого ворота белой рубашки проглядывала бледная кожа замершей в напряжении шеи. Он наблюдал за мной, молча позволив себя рассматривать. Я взглянула на руку, всё так же сжимавшую рукоять трости. Он была так напряжена, что побелели костяшки пальцев.

К нашему столику подошла бариста—официантка и принялась выкладывать с подноса мой заказ. И, как ни странно, заказ Каменнолицего. Делала она это вдумчиво, не спеша, время от времени поглядывая на меня из-под ресниц, будто чего-то ожидая.

— Вы закончили? — холодно поинтересовался у нее Жаров, когда перед ним «нарисовалась» такая же белая чашечка, как и моя, но не с кофе, а с чаем. Зеленым.

— Почти, — помолчав, ответила она, передвигая тарелочку с «Наполеоном» с места на место, словно никак не могла найти для нее правильное, — Что-нибудь ещё нужно? — с некоторой опаской спросила она у меня.

— Нет. Моя собеседница в высшей степени довольна, — ответил за меня Каменнолицый.

Девушка стушевалась и даже слегка дернулась от его неприветливо-официального тона, но не отошла от столика, а лишь протянула руку за подносом, который на него поставила.

— Все в порядке? — снова спросила она у меня. И услышала раздраженное Жаровское:

— В полнейшем, милочка. Я не съем вашу гостью. Можете быть уверены. Хотя… — добавил он и усмехнулся: — Все будет зависеть от того, насколько полезной она окажется. Можете быть свободны.

Мне бы было попросить девушку о помощи, но я сидела как замороженная салака и продолжала молчать.

— Можно вас на секундочку, — обратился к официантке посетитель, сидевший за соседним столиком.

Девушка улыбнулась мне, понимающе, как союзнику. Подхватила свой поднос и не спеша отошла от нашего столика.

— Я не получил ответа на свой главный вопрос, — напомнили мне, стоило нам снова остаться на своих местах вдвоем.

— Нельзя вспомнить то, чего не знаешь, — резонно ответила я, освежив в памяти его вопрос об отце. И помолчав, добавила, разглядывая кусочек тортика на такой же, как и чашка, белой тарелочке. — И всё же я кое-что освежила в памяти. И именно благодаря вашим неустанным усилиям… по раскопкам в моей бедной голове.

— Что именно? — с интересом откликнулся он.

— Ваш портсигар! — выдала я. Тон моего голоса помимо воли прозвучал обвиняюще. — Это вы были тогда под аркой! — продолжила я, стараясь четко выговаривать слова. В горле резко запершило и возникла какая-то преграда. Может, я его всё же застудила, прохлаждаясь на морозе? Как бы то ни было, слова мои каким-то образом стали цепляться за нее и приходилось прикладывать усилие, чтобы их произнести. И это усилие отразилось на голосе: он стал на пару тонов тише. — К чему в тот день был весь ваш маскарад? Может к тому, что именно вы подстроили взрыв маминой машины? — уже с явной хрипотцой закончила я.

Чашка с чаем дрогнула в его правой руке. Левая ладонь продолжала удерживать трость в вертикальном положении. Черный набалдашник посеребрённой красавицы, в который я вонзилась взглядом, чтобы избежать прямого контакта с глазами собеседника, казалось, врос в пол. Чашка Жарова опустилась на стол, звонко зыкнув об его накрахмаленную белую поверхность, и только чудом не раскололась. Скатерть под ней всё же приобрела зеленоватый окрас.