Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

«Так точно!» — отвечает ему мама. Мы проходим через турникет, который больше не шумит, даже когда я ещё раз дотрагиваюсь до его «рога». Скрытно, чтобы мама не увидела. Мне не хочется еще раз ее расстраивать. А человек в форме видит, но маме ничего не говорит. Только подмигивает мне. А потом разворачивается и уходит. Я гляжу ему вслед и спрашиваю:

«Кто это, мам?»

«Мой начальник — Андрей Валерьевич Орлов», — отвечает она.

«Он добрый!» — замечаю я, наблюдая, как тот скрывается за поворотом. И слышу:

«Не всегда…» Это всё… Он, наверное, уже в отставке… Столько лет прошло… По возрасту… должно быть так… Знаете, мне бы хотелось с ним увидеться, — вдруг призналась я. И услышала негромкое:

— Это невозможно…

— Почему? — разочарованно спросила я, совсем не подумав, что моя просьба могла показаться бестактной. — Извините… Должно быть есть причины… нам не встретиться… Секретность там или что-то еще… Понимаю…

— Что-то еще.

Мы смотрели друг другу в глаза. Я надеялась, что он продолжит и объяснит это «что-то еще», но он не спешил. О чем он думал, не знаю, но смотрел на меня как-то по-новому: без пренебрежения, которое время от времени демонстрировал в течение этих двух дней, без иронии, ставшей привычной в нашем общении, без подозрительности, которую я порой замечала. Он смотрел на меня по-новому: не как на простой ребус, который можно разгадать в два счета, а как на более сложную головоломку. Как на уравнение с несколькими неизвестными.

— Его нет в живых, — вдруг поделился Кирилл Андреевич.

— Погиб? Как мама? — совсем не подумав выпалила я.

— Сердечный приступ, — бросил он.

— Как жаль… — проговорила я и расстроилась. — Соболезную…

— Благодарю, — негромко проговорил он.

— Зачем вам было нужно, чтобы я вспомнила о парике?

Продолжая сидеть в своем объемном кожаном кресле, легонько постукивая костяшками длинных пальцев по левому подлокотнику, Орлов всё также смотрел на меня в упор. Молча.

— Вы левша? — вдруг спросила я.

Подумав с секунду, он коротко бросил:

— Амбидекстр.

— Это… это человек, одинаково хорошо владеющий обеими? — уточнила я, вспомнив, как в школе усердно училась писать «правильно»: не левой, а правой рукой. Чтобы не быть белой вороной среди одноклассников, ни один из которых не был левшой. Мне так хотелось хоть в чем-то быть как все, и я старалась. Старалась, прекрасно осознавая, что как все я все равно не стану. Хотя бы потому, что жила в специфических условиях: к семи годам уже имея печальный бэкграунд, я росла без обоих родителей и мало того, что семья моя была неполной, так еще и порядки в этой семье были далеки от среднестатистических.

— О чем задумалась?

— Пытаюсь понять зачем вы дирижируете моими воспоминаниями…

— И как? Успешно?

— Пока никак… Ума не приложу, зачем вам это. Решили выдрессировать обезьянку, чтобы потом выпустить на арену? Хоть намекните, на какую?

— У тебя богатое воображение… В моих планах нет выпускать тебя на арену. На какую бы то ни было…

— Правда? Интересно, почему же? Это могло бы быть… забавно…

— На арене ты будешь находиться на всеобщем обозрении… Это все равно, что принадлежать всем сразу…

Мы смотрели друг другу в глаза: он — с лёгким прищуром, я — снова в ожидании того, что он продолжит развивать свою мысль. Но он замолк и вскоре мне стало ясно, что развивать ее он не собирался.

Глава 10 Конфуз

— Вы тогда сказали: «Я решу эту проблему». Решили? — спросила я. И, заметив, что он не понимает, уточнила: — С париком, я имею в виду.

Он задумался ненадолго и медленно кивнул.

— Как?

— Обесцветил волосы.

— Зачем?

— Это нужно было для дела.

— Для создания образа?

— Да. — односложность его ответов ясно давала понять, что он не хочет развивать эту тему. Но я все же решилась спросить:

— А как часто вам приходится менять внешность?

— По необходимости… Как думаешь построить беседу с дедом? — резко перевел он тему.

— Да всё пройдет стандартно: получу очередную порцию нравоучений, выслушаю и приму к сведению. Хорошо, что это случится не сегодня. Надо будет Николая Николаевича попросить не сообщать дедушке о том, что он увидит.

— А что он увидит?

— Мое расцарапанное лицо. И дубленку, — вздохнув, объяснила я.

— Это мелочи.

— Вряд ли дедушка воспримет это именно так…

— То есть и Николай… Николаевич пляшет под твою дудку? Забавно…

— Что значит «пляшет под мою дудку»?

— Значит, и его ты прогибаешь под свои интересы. Как деда.

— Не понимаю, о чем вы толкуете…

— Всё ты понимаешь… Только, когда будешь давить на Серова, учти: если Громову не перед кем отчитываться, кроме как перед самим собой, то Николай Николаевич по долгу службы обязан доложить своему работодателю о любом подозрительном нюансе, связанным с объектом его охраны.

— К чему вы это?

— К тому, что ты собираешься предложить Серову нарушить должностную инструкцию.

— Ну почему сразу нарушить? Просто чуть-чуть от нее отойти…

— Это одно и то же.

— И потом… насколько мне известно, объект его охраны — наш дом, так что он ничем не рискует.

— Ошибаешься. Не только. В обязанности Серова входит охранять прежде всего домочадцев.