— Хотя бы потому, что в сентябре того года я находился за пределами страны. Уехал на следующий день после разговора с Ольгой в Парке развлечений. А разговор тот состоялся за неделю до ее гибели. Тогда, как ты рассказываешь о самом дне гибели Ольги, если я уловил суть твоих сумбурных мыслей.
— Уловили… Ну и что что находились? — встрепенулась я и выдала: — Понаходились за этими самыми пределами и вернулись на денёк, а потом снова уехали находиться за пределами! Для алиби, например!
— Разочаровываешь. — Усмехнулся Орлов, — Похоже, совсем рассорилась с логикой, — заметил он. И, вздохнув, продолжил: — Если бы это был я, то зачем мне приезжать «на денек»? Зачем рушить собственное алиби и так глупо подставляться, пересекая границу? Еще раз: где логика, Миледи?
— Вы могли бы въехать в страну под другим именем…
— Вот как? Как ты это себе представляешь?
— Как вариант. В разговоре с дедом мама как-то обмолвилась, что выедет по паспорту прикрытия… Или под прикрытием… Как-то так она выразилась… Сейчас, наверное, не смогу вспомнить дословно. Устала…
— Куда выехать? — кажется, напрягся он.
— Я не поняла. Вернее, она не сказала. Потому что меня рассекретили и прервали разговор.
— Мда… — озадаченно задумался мой визави. На пару минут комната погрузилась в тишину. — Ладно оставим это до лучших времен и «вернемся к нашим баранам». Вернее, к злополучному тоннелю. А не считаете, Миледи, что безопаснее было бы направить в тот самый тоннель третье лицо? Ну, если подумать? — вдруг выдал он, изогнув губы в коварной усмешке. И продолжил тоном, в котором четко улавливался сарказм: — Если уж задумал коварство, то лучше исполнить его руками профессионала, не так ли?
— А Жаров — профессионал?
— Точно! Именно его я и должен был задействовать в «операции»! — с иронией воскликнул мой собеседник, изобразив кавычки в воздухе на слове «операция». — Чтобы полиции легче было на меня выйти, для чего же еще? Гениально, Миледи, просто гениально! И главное — в чем же был смысл появиться мне в том самом тоннеле? Наверное, для того, чтобы просто пройти мимо вас, подарить тебе листочек и обронить улику. И улику эту ни в коем случае нельзя было уничтожать, верно? Ее обязательно требовалось сохранить, так? Для чего? А для того, чтобы свидетель ее опознал и разоблачил меня спустя годы. Разоблачил на пару с моим бедовым родственником. Так?
— Так основной свидетель был убран… — пробормотала я. И уточнила: — В тот же день. Осталась только маленькая девочка, которая и показаний толком дать не могла.
— А, ну да… Мне же, конечно, было неизвестно, что эта самая девочка может вспомнить и передать все в подробностях. Я же даже не догадывался, чья она дочь, правда? Не знал, что ей по наследству от отца передалась фотографическая память. А от матери — отличная наблюдательность. Так же, верно? А отец этой девочки, конечно же, не рассказывал мне, какая у него смышленая дочь, да как она всё подмечает и запоминает. И что способности ее нужно непременно развивать… И что он обязательно подарит ей «Монополию», чтобы развивала логическое мышление… И что он очень доволен тем, как его брюзга — тесть учит ее играть в шахматы. И как она уже обыграла его однажды — поставила детский мат, пока тот отвлекся.
— Почему брюзга? — растеряно спросила я.
— Потому что эти двое на дух друг друга не переносили. Громов считал твоего отца недостойным твоей матери. И изменил свое мнение только перед той командировкой, из которой Василий вернулся не тем, кем был раньше.
— Что значит «не тем, кем был раньше»?
— Понятия не имею. Так Ольга выразилась.
— Когда?
— Когда ты каталась на лошадке.
— В том парке развлечений?
— Да.
— И всё же, кто это мог быть? Там — в тоннеле? И зачем он за нами следил? Может выяснял, в какое время мы обычно выходим из дома?..
— Для этого не обязательно было перед вами «светиться». Достаточно было узнать школьное расписание.
— Послушайте, а ведь мама того старика узнала. Узнала, поэтому и занервничала. Не позволила мне поднять листочек… И потянула за собой. За руку…
— Узнала и занервничала… Теоретически это мог быть Жаров. Почему в гриме — без понятия… Зачем перед вами появился — тоже вопрос… Возможно, хотел взглянуть на тебя.
— Зачем?
— Трудно судить, что было тогда у него в голове… В те дни он потерял дочь и новорожденную внучку… Возможно, хотел увидеть дочь той, кого считал виновной в их смерти…
— Увидеть, чтобы что?
— Понятия не имею… Но поинтересуюсь у него. Обязательно.
— Ладно… В тот день, так и быть, это были не вы. А сейчас? Я имею в виду наше с ним пересечение в сквере. В прошлую пятницу.