Дед со своего места искоса взглянул на меня и недовольно поджал губы. Потом решительно открыл дверь, по-молодецки выскользнул из салона и, бойко занырнув на заднее сидение, оказался совсем рядом. Дверь за ним захлопнулась, и я почему-то почувствовала себя еще одной, застрявшей в клетке бандерложкой. Напряглась, понимая, что без высочайшего дозволения из этой самой клетки мне теперь было ни выбраться, ни скрыться. Скверно. Инициатива сейчас явно была не на моей стороне.
«Скверно, но поправимо», — мысленно воодушевилась я и мило улыбнулась сначала Николаю Николаевичу, с водительского сидения молча наблюдавшему за разворачивающейся перед ним мизансценой, а потом и дедушке.
— А я бы темку с дубленкой обмозговал, — негромко пробасил Серов. И вполне себе дружелюбно улыбнувшись, заметил: — Эта, похоже, свое обслужила. Ну, мешать не буду. Пойду с Никифором побалакаю.
— Иди уже, Серов, — распорядился дед, — Побеседуй и выясни, что там с этими тайнами Мадридского двора.
— Кто такой Никифор? — ухватилась я за незнакомое имя, чтобы хоть как-то сместить внимание со своей скромной персоны. Николай Николаевич взглянул на входную дверь в холл нашего корпуса общежития. С опаской проследив за направлением его взгляда, я уточнила: — И какого еще двора? Что-то интересненькое по общаге выяснилось?
Спросила и напряглась не по-детски, вспомнив наш с Машей недавний лесной разговор о каком-то там тайном обществе с участием Новикова.
— Никифор — мой былой сослуживец, Катюш. И по совместительству: главный в СБ этого комплекса, — через весомую паузу поделился Николай Николаевич, ладонью «обрисовав» корпуса нашей общаги.
— Вот как…— задумчиво откликнулась я. И посетовала: — Кругом СБ. И тут мы у него под колпаком…
— За всем должен осуществляться контроль, Катюш. Кто ж за порядком следить будет?
— Полиция, например, — предположила я, — Ну, так… Для разнообразия. Не?
— В нужный момент и она бывает задействована, — со знанием дела известили меня.
Как ни странно, дед не прервал нашу миленькую беседу, позволив мне задавать «лишние» вопросы. Не пресёк, как обычно, окрестив ответы на них «информацией для внутреннего пользования».
— Проясню, шеф, — миролюбиво пообещал Серов, добавив: — Думаю, ничего серьезного. Забавляются ребятки. А ты это, шеф, на девочку-то не дави, лучше порадуй красавицу новым гардеробом. Держи нос по ветру, Катюш, все будет ровно, — успокоил он меня своей привычной присказкой. Подмигнул и был таков.
— О чем это он? — не удалось мне скрыть любопытства, когда за Серовым закрылась дверь.
— Не забивай голову. Лучше расскажи, что творится с твоими часами.
— А что с ними не так? — я внутренне напряглась и задумалась:
«Неужели он просек мой рисковый эксперимент с Орловым? Были они тогда на мне или нет? Кажется, были…»
— Несколько часов были не активны, — услышала я и возрадовалась:
«Неужели вездесущий „Цербер“ милостиво позволил хоть немного пожить без своего „всевидящего ока“? Фантастика!»
— Сломались что ли? Может промокли? — спохватилась я, что задерживаюсь с ответом. И вдруг вспомнила, что совсем забыла снять их, когда после всего, что произошло отправилась в душ. — Я в них душ принимала. — Придирчиво оглядела циферблат и воскликнула: — А они работают, дедуль, смотри!
— То ломаются, то чинятся сами по себе, — недовольно пробурчал он, — Без ведома хозяйки. Что бы это могло значить?
— Не знаю…
— А я вот догадываюсь. Похоже, что их сигнал в «Империале» периодически глушился.
— Что значит «глушился», дед? Зачем?
— Хороший вопрос. Сверюсь с отчетом и отвечу.
— Сверься. Конечно, сверься!
— Даже не сомневайся.
— Не сомневаюсь. Конечно, не сомневаюсь.
— Не попугайничай!
— Не попугайнича…
— Катерина!
— Да, дедуль!
— Что с тобой?
— А что со мной? Ничего со мной… — залепетала я, — Что со мной может случиться?
На меня воззрились, словно на диковинную штучку под микроскопом.
— Правильно: ничего, — не унималась я, понимая, что лучше б уже умолкнуть, чтобы не усугублять положения. Но язык мой, казалось, жил сейчас своей жизнью. — Устала я просто, дедуль. Спать хочу.
Всё, запал сомнительного красноречия, наконец, иссяк, и это было к лучшему, потому что мой проницательный собеседник уже вглядывался в меня с подозрением. Явным таким. Как летом в синий экран своего, внезапно вышедшего из строя компа. Вглядывался, вглядывался, а потом взял и отнес Николаю Николаевичу на плаху. То есть — на диагностику.
«Как бы сейчас он и меня домой не отправил… На диагностику!» — спохватилась я и услышала:
— Не уподобляйся своей подружке. Иначе я разочаруюсь в вашем общении. Окончательно и бесповоротно.
— Что значит окончательно и бесповоротно?
— Положу ему конец. «Прикрою лавочку», если следовать сленгу Стоцкой. Я так понимаю, ты его уже освоила?
— Не то, чтобы очень… Да и цели такой не ставила…
— Значит, не все еще потеряно. Это полнит мое сердце оптимизмом.
— Полнит… Или наполняет?
— Полнит, — буркнул он. И добавил, чуть скривив губы: — Прямо-таки заражает.
— Да… «заражает» по смыслу больше подходит… Наверное, — снова принялась лепетать я, — Звучит, знаешь, более красочно… Более эмоционально насыще…