Вслед за Великой Богиней

Такое переодевание должно было ввести в заблуждение шайтана — показать ему, что путник стоит к нему задом, покидает запретное место, а не приближается к нему. И тогда обманутый дух оказывался неспособным причинить зло нарушителю покоя его владений. При этом Евладов подчеркивает, что войти на территорию идола разрешалось только со строго определенной стороны. В свете вышеизложенного, сказочная фраза «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне — передом» предстает перед нами с неожиданной стороны и принимает конкретное значение. Если простой переворот одежды задом наперед кардинально меняет отношение между человеком и злым духом, то, значит, таким же образом можно переменить и характер настроения самого злого духа, олицетворяемого идолом, если развернуть уже самого идола на 180 градусов. По поверьям аборигенов-язычников, после смерти доброго человека остается его душа, но уже злая, противостоящая всему живому. И зло — такая же производная от добра, как тень от света. Однако если перенести на 180 градусов источник света, то и тень переместится на противоположную от границы между добром и злом сторону. А если перевернуть не источник добра и света, а саму границу добра и зла, которой в данном случае служит вход в избушку, расположить его не со стороны злого и темного леса, а от светлого пути? Возможно, тогда и душа злого обитателя избушки повернется к добру и свету?

Язычники считали, что на характер божеств, олицетворяемых идолами, можно влиять, если принести им обильные дары или, наоборот, наказать. Значит, можно влиять и другим способом, например, обмануть или повернуть лицом к путнику. В сознании аборигенов Приобья стойко укоренилось понятие о двуединстве добра и зла, так же как жизни и смерти. Считается, что зло — это обратная (противоположная) сторона добра. И, следовательно, способно обернуться добром.

Вот потому и приказывает путник избушке: «Повернись к лесу задом, ко мне — передом». После полуоборота избушки зло становится добром, а злая и коварная Яга оборачивается доброжелательной и приветливой бабусей, во всем помогающей страннику, пустившемуся на поиски удачи, потому что на Руси издавна считали: «Нет худа без добра».

Из совокупностей мелких деталей и фактов в фантазии народных сказителей и коллективном сознании этноса складывались устойчивые сказочные образы, подобные Яге. Не исчезающие с течением веков прежде всего потому, что зародились они на основе фактического этнографического материала и реальных наблюдений.

Небольшие охотничьи лабазы иногда делаются на двух-трех высоко спиленных пнях — чем не курьи ножки? Еще больше похожи на сказочную избушку небольшие, без окон и без дверей культовые амбарчики в ритуальных местах — урах. В них обычно находились куклы-иттармы в меховой национальной одежде. Кукла занимала собой почти весь амбарчик; может, именно поэтому в сказках всегда мала избушка Бабе-Яге. Точнее, бабе-в-яге, поскольку ягой называется меховая доха.

Н. А. Абрамов в «Очерках Березовского края» (СПб., 1857) объясняет, что яга — одежда наподобие халата с откладным, в четверть, воротником. Шьется из темных неплюев, шерстью наружу. Некоторые под нее подкладывают беличий или песцовый мех, а иные — фланель. Употребляется березовскими чиновниками и купцами в городе, и особенно в дороге. Такие же яги собираются из гагарьих шеек, перьями наружу; по красивости и редкости они ценятся до 150 рублей серебром. Ягушка — такая же яга, но с узким воротником, надеваемая березовскими женщинами в дороге.

В. И. Даль в своем «Словаре», давая слову аналогичное толкование, подчеркивает его тобольское происхождение.

В 1771 году В. Ф. Зуев, побывавший в Березовском уезде, описал одно такое капище с идолами: «Стоят в лесу, в маленьких, нарочито сделанных теремках, одеты в суконные малицы, всякими литыми оловянными, медными, железными фигурками снабженные, в пимах, и на голове венцы серебряные, вкруг их довольно накладено всяких домовых вещей, как чашек, ложек, ножей, рог с табаком безотлучно бывает и проч.». Несомненно, подобное зрелище производило неизгладимое впечатление и в пересказе способно было стать основой сказочного сюжета.

Верста шестая У ЛЮДОЕДКИ

Баба-Яга: «Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкиного мяса наевшись!»

Русская сказка «Терешечка»

Казалось бы, все ясно с Ягой. Волею судеб издревле соседствовали русские с уральскими и обскими уграми, порой воевали, порой торговали, собирали ясак с покоренных, роднились и вместе охотились в дебрях. И общение не замедлило сказаться в культуре, песнях и сказках. Из заповедных шайтанских урочищ Югры в русские сказки переселили наблюдательные первопроходцы необыкновенную избушку на курьих ножках и разодетого в роскошную ягу идола с измазанным кровью ртом.