Вслух! Книга для семейного чтения. Сказки, стихи, рассказы

В новое время опять церковь ожила, потянулись прихожане – старые грехи замаливать, умерших отпевать, новорожденных крестить.

Впрочем, поселковую ребятню гораздо больше притягивает к этому месту железная ржавая дверь, аккурат посреди скалы, метров на десять выше речки и на столько же – ниже церкви. Наверное, был к ней раньше какой-то подход, но со временем скала выгладилась, осталась перед железной дверью лишь узкая каменистая полоса. Как ребятишки умудрялись на нее вскарабкаться – уму непостижимо, но забирались, усаживались, свесив ноги, и строили домыслы: что же там, за этой дверью?

– Здесь Походяшинские рудники были, заводчики, когда бежали из России, клад золотой в этих пещерах зарыли! Говорят, и самородки, и целые слитки, и всякие там кольца и цепи, – вытаращив глаза, делилась информацией Аленка.

– Клад давно бы распотрошили, – отмахивался с пренебрежением Васька. – Там при Сталине пыточная была! От города далеко, вопли и выстрелы не слыхать, представляете, в пещере одни кости да черепа с дырками остались!

– Кого пытать, тут на севере одни ссыльные жили, их уже отпытали! – сомневался Петруха. – Не, там точно старые клады, к ним подбирались, но, рассказывают, что подряд три обвала произошло – и десять трупов! Вот и заварили дверь намертво. В пещерах вообще надо очень осторожно ходить, у меня дядя – спелеолог, так он говорит, что среди них каждый второй погибает. Я бы ни за каким золотом не полез. Но все равно интересно, почему-то ведь ее прикрыли, да еще на такую высоту эту железяку перли!

– Чего зря гадать, идемте к Газнюку, старому сварщику, он знает, что там спрятано!

Перевернувшись на пузо, осторожно нащупывая босыми ногами малейшие трещинки в скале, Аленка первой начала спускаться с каменного выступа.

Петр Мефодьевич сидел на завалинке, задумавшись, опершись худыми жилистыми руками на колени, на вопрос Васьки не сразу отреагировал. Конечно, в маленьком поселке все знали, что лет пятьдесят тому назад именно он после установки железной двери на вход в пещеру наглухо заварил ее. Языками потрепали немного вокруг события, мол, уж замуровали бы вовсе, а то – дверь! Приваренная! Ну, и забыли о ней.

А Газнюку – что, велели заварить, он исполнил. Тогда еще можно было подобраться к этому зияющему провалу в пещеру, почти отвесно падающую в непроглядную черноту, вниз. Потом она выравнивалась горизонтально, разветвлялась на три рукава… Говорят, ходы эти на километры расползаются вглубь, то расширяясь, то превращаясь в щели, да Петру было это неинтересно, он боялся темноты и неизвестности и никогда бы не поперся в неведомую жуть.

Но вот, поди ж ты, находятся безумные люди, готовые хоть к черту в пекло ползти на брюхе из чистого любопытства. Вот еще и эти, мелкие совсем пацанята, туда же, любопытствуют, глазенки аж светом слепят от волнения и любознательности! Когда же я таким был… или никогда таким и не был?

Петр Мефодьевич наконец очнулся, выпрямился, ощутив спиной тепло оштукатуренной стены дома, даже приосанился, осознавая важность момента. Хотел сказать, что от таких же вот шалопаев пещеру закрыли, чтобы не гибли понапрасну. Но, глянув на босоногую делегацию, неожиданно сам для себя сурово вымолвил:

– Вы что, мелочь сопливая, под расстрел меня подвести хотите?! Я может быть подписку давал о неразглашении, это же государственная тайна! Брысь отсюдова!

Ребятишки рванули от него, только пятки босые засверкали! Фантазия разгорелась с новой силой: да что же там, за ржавой страшной дверью?!.

А старый Газнюк расплылся в улыбке, распялил беззубый рот от уха до уха. Нет-нет, наверняка и он такой же был, как эти, сопливые, с румянцем во всю мордашку, вездесущие… Конечно, был!

Кентавры

В зелени знойно звенели кузнечики,

Свистящим шелестом сушь шептала,

Шляпы, панамы, кепки и чепчики,

– На пляже публики было навалом!

Солнце людей пожирало заживо,

Жарой, как обручем, небо давило,

Мы впечатались в золото пляжево,

И нас покидали последние силы…

Но с неба, вдруг потемневшего чудом,

Рванулся ливень, молния, гром,

На толпу ошалевшего люда,

Не помышлявшего даже о том!

Шум водопадный, волны озона,

Заливистый хохот и радостный визг,

Симфония смеха, шума, трезвона, -

Мчится орава, промокшая вдрызг!

И мы, как кентавры велосипедные,

В солнечных брызгах по лужам летим!

Гремите, марши наши победные,

Раз-бе-гай-тесь, кто там на пути!

– Дождик, дождик, пуще,

Мочи, дождик, лучше!

Ах, дождик, пожалей,

Промочил ведь до костей!

Ждали, ждали, – дожили,

До благодати дождевой!

Барану – бараново

Ай, какая большая отара овец у Ибрагима! Сколько глаз видит окрест – нет в предгорьях такой отары! Два серьезных пса – Гром и Рони – помогают старому пастуху управлять этим богатством, рано утром выгнать на пастбище, на закате – собрать стадо и пригнать к сакле. Много шерсти дают овечки, курдючного сала, шкур и баранины, есть с чем поехать хозяину на большой рынок!