"Да уж, – подумал я, заглядывая через её плечо, где в тени огромного школьного пустыря, заваленного битым стеклом и использованными презервативами, перетаптывалось с ноги на ногу несколько бритых голов из её свиты, – уж тебе ли не чувствовать презрения к этим тупоголовым ублюдкам, мелкие мозги которых заполнены лишь сексом на самом животном уровне, дурманящим зельем да лихим мордобоем".
– Когда я тебя вижу, разговариваю с тобой, мне кажется, что я – самый счастливый человек в мире. А ведь это не так, Алекс, далеко не так, – и она замолчала снова.
"Боже мой, – взмолился я, – кричи, обзывай меня, рассказывай что-то, но только не молчи! Умоляю тебя, говори, говори, ну же…".
Таня придвинулась ближе, и я смог до мелочей разглядеть её лицо. Вздёрнутый курносый носик, длинные чёрные ресницы, такие же чёрные, как смоль, прямые волосы, удивительная загорелая кожа, чуть потрескавшиеся бледно-алые губы, полыхающие зелёным пламенем глаза – она казалась мне колдуньей, выдернутой из средних веков, вот только посох она сменила на никелированную крепкую цепочку с эбонитовой ручкой, которую она держала в левой руке, а амулеты – на серебряную пентаграмму, болтавшуюся меж симпатичных маленьких грудей. Я осторожно и с придыханием втянул в себя воздух и почувствовал дразнящий запах её духов. Голова куда-то поплыла, и я опёрся спиной на шершавую бетонную шубу стены школьного спортзала. Лицо Тани растаяло, и я увидел на его месте Анну. Я думал, что разозлюсь на себя за это, но продолжал лицезреть это сновидение наяву. Таня приподнялась на цыпочки, и её горячее дыхание обожгло мне губы.
– Я люблю тебя, – сказала она, и ожидание чего-то горячим приливом крови хлынуло мне в голову.
– Я люблю тебя, – повторил я за ней, как во сне, и ощутил на своих губах её мягкие губы.
Когда звук её шагов стих за поворотом, я лихорадочно вытянул сигарету из пачки, закурил и хрипло закашлялся. Налетевший порыв ледяного ветра с россыпью снежинок заставил меня слегка остынуть, и я ужаснулся от реальности происходящего. Только что я солгал, и эта ложь была самой глупой, самой мерзкой, самой жестокой и никому не нужной ложью в моей жизни. Я докурил, бросил искрящийся бумажный цилиндрик в сугроб и медленно пошёл домой.
– 4 -
Ослепляющий лазурью голубого неба, обдающий теплом весеннего солнца, пахнущий волнующим ароматом весны, звучащий щебетаньем птиц, день заставлял радоваться, и я ненавидел его за это. Таня повисла на моей руке и пыталась вогнать в меня весёлое настроение, но я пребывал в "абстракции", и поэтому лишь меланхолически кивал головой и скучно улыбался в такт её словам. Мне захотелось, чтобы она замолчала, исчезла, оставила меня в покое. Я думал об Анне, мои мысли были заняты лишь ею, и сердце взбунтовалось, когда в него попыталась проникнуть Таня. Мы подошли к широкому автомобильному мосту, по обоим бокам которого, за металлическими полосами ограды, бежали пешеходные дорожки. Слева был небольшой островок, который обнимала двумя рукавами нерадостная свинцовая река, медленно катившая свои волны меж берегов, усеянных пробивающейся травой, промышленной пеной да обломками веток, тихо кружившихся в медленном вальсе.
Я услышал голос, назвавший меня по имени. Голос был усталый, волнующийся, задыхающийся, наглый, зазывающий. Только один человек, один-единственный человек в мире мог иметь его. Это была та, кого я так любил и ненавидел – моя Анна. Но я не обернулся даже тогда, когда Таня посмотрела назад, пока Анна не поравнялась с нами, скинула Танину руку с моей руки и не заставила повернуться к себе лицом. Я устремил взгляд напускно пустых глаз сквозь неё и скривил губы в идиотской ухмылке. Анна схватила меня за руки, словно не замечая Тани, и ощутимо впилась ногтями в основание большого пальца, пытаясь импульсом боли привести меня в нормальное состояние.
– Слушай меня, и не перебивай, пока я не закончу. Я беременна от тебя. И не стану отрицать, что в тот вечер рассматривала тебя лишь как груду отменной плоти. Но после этого… после того, как ты ушёл, я проснулась утром, и похмелье резануло мне по коре полушарий лезвием боли, я почувствовала сожаление, что ты ушёл.
– Конечно, – с энтузиазмом кивнул я, – нет сомнений!
– Не перебивай меня! – её глаза были горячей нутра сверхновой, Анна сорвалась на крик. – У нас будет ребёнок, и ты мне нр…, о, Господи, нет! я люблю тебя! Дико, страстно, так же, как и ты меня, я знаю, ты сказал мне своим телом это в тот вечер.