— Он почти не изменился, — заметил Верховный глава, — но с тех пор, как я здесь был в последний раз, построили несообразно много жилья для кентавров. Испортили Восточный квартал.
— А это что за башня?
— Какой-то новомодный завод.
Дальнейшие его замечания нагоняли такое же уныние. Глэдис понимала, что он сердится, но это начинало раздражать. Она-то приложила все усилия, чтобы показать, что у них общее дело, — а он сначала попытался избавиться от нее, а теперь душит снобистскими замечаниями, стоит ей рот раскрыть. Машина медленно проурчала по людной площади, уставленной прилавками. По большей части там громоздились горы фруктов, однако Глэдис увидела и мясо, и сыр, и одежду, а в одном месте продавали даже животных.
— Ой, обожаю рынки! А что это были за звери?
— Не заметил, — буркнул Верховный глава.
Когда машина выехала с площади и начала по спирали подниматься вверх, терпение у Глэдис лопнуло.
— Знаешь, ты столько лет проторчал в этом своем Арте, — сказала она Главе, — что превратился в какого-то унылого зануду. Да расслабься уже! Лен хотя бы смеяться умел!
— Я не Лен! — рявкнул Верховный глава.
— Нет, ты Лен! — отрезала Глэдис. — Ты Лен в этом мире, и я рада, что была знакома с тем, другим. Если бы он был как ты, я бы ни за что за него не вышла.
Верховный глава не удостоил ее очевидным ответом, однако от гнева лицо его стало чуть ли не фиолетовым. Три мира в сговоре ополчились против него! Три мира пытаются выставить его смешным и никому не нужным! Когда машина мягко остановилась капотом в сторону больших арочных ворот, которые вели к серо-белому дворцу, венчавшему Ладлин, и дорогу ей преградила шеренга элегантных молодых кентавров, не желавших пропускать ее дальше, Глава едва не завизжал. Один взгляд в сторону шофера — очередного гвальдийца — показал, что этот господин и дальше будет сидеть с надменным видом и пусть все идет своим чередом.
Верховный глава распахнул дверцу и двинулся на кентавров:
— Я Верховный глава Арта. Сейчас же пропустите меня к царю!
Они стояли в ряд плечом к плечу — в таких же ливреях, что и Стража Рощи, — и смотрели на него сверху вниз, свесив прямые носы, в которых было что-то лошадиное.
— Простите, сударь, — сказал тот, что посередине. — Мы не получали распоряжения пропускать никого вашей наружности.
Хотя эти стражи напоминали Гугона не больше, чем изящный клинок — глыбу руды, Глава почувствовал, что против него ополчилась еще и вся раса кентавров. Он обрушился на них. Угрожал. Бранился. Шофер открыл окно, чтобы лучше слышать. Собралась заинтересованная толпа. Глэдис вылезла из машины — Джимбо семенил следом — и подошла к шоферу поговорить.
— Что надо сделать, чтобы нас пропустили?
Тот пожал плечами:
— Ничего не попишешь. Раз у них нет приказа, они вас не впустят.
Глэдис не схватила его за грудки, как ни велико было искушение, а огляделась. И ворота, и шеренга кентавров в придачу были просто доверху полны волшебной силы. Откуда она бралась, Глэдис не понимала, однако чувствовала, что этот заслон ей не преодолеть ни в одиночку, ни вместе с Верховным главой, даже если удастся склонить его к сотрудничеству, в чем она сомневалась. Что-то он полез в бутылку. Столкнуться с такой силой она не ожидала, но все равно должен был найтись какой-то способ попасть во дворец. Кто-то его наверняка знает. Она повернулась и двинулась в сторону толпы зевак.
Они явно видели такое впервые в жизни. Все они — и кентавры, и люди, и две-три курьезные диковины, которых Глэдис не опознала, — испуганно попятились от нее, все, кроме одного. Этот один, маленький, бухгалтерского вида очкарик с авоськой апельсинов; судя по всему, он остановился поглазеть, когда возвращался в свою контору с рынка, и был так зачарован, что не мог шелохнуться. Поскольку был он, похоже, безобиден, совсем растерялся и просто оказался ближе всех, Глэдис крепко взяла его за локоть.
— Прости, солнышко, что беспокою, но, может, хотя бы ты знаешь, как тут попадают к царю? Я бы не стала спрашивать, но мне, понимаешь, по очень важному делу.
Человечек растерялся еще сильнее.
— Признаться, я был уверен, что невидим, — сказал он.
Чокнутый, подумала Глэдис. Везет же мне.
— Нет, солнышко, к сожалению, ты не невидимка. Тетушка Глэдис прекрасно тебя видит. Прости, что потревожила.
Она выпустила его локоть и уже собралась было повернуться, как вдруг поняла, что все кругом как-то странно притихли. И толпа, и шеренга кентавров глядели на нее не мигая. Водитель вывесился из окна и откровенно глазел. Верховный глава на заднем плане превратился в скульптурную аллегорию неистовства. Глэдис медленно повернулась обратно к чокнутому человечку и обнаружила, что тот виновато улыбается.
— Все верно, — сказал он. — Люблю время от времени улизнуть на рынок. У меня привычка — глупости, конечно, — самому выбирать себе фрукты. И обычно никто ничего не подозревает, поскольку, если я пожелаю, меня видят лишь другие особы царской крови — это факт.
— Лишь другие… значит, вы… но я-то нет… — пролепетала Глэдис.