Всполошный звон. Книга о Москве

Первое упоминание относится к 1493 г. Оформление фасадов храма и его пропорции говорят о влиянии построек итальянских мастеров.

На территории этих палат позже находился Знаменский монастырь. От него тоже осталось немало: мощный пятикупольный собор, Братский корпус, здание келий. Сложили собор наши мастера: Федор Григорьев и Григорий Анисимов — крепостные крестьяне-костромичи. Насколько суров собор снаружи, настолько легок, изящен внутри. Полагают, что классический интерьер создан Матвеем Казаковым. Превосходная акустика позволяет устраивать здесь концерты старинной русской церковной и светской музыки. И еще о двух церквах необходимо сказать. Церковь Георгия на Псковской горке была построена поселенными здесь купцами-псковичами в XVII веке, красивая колокольня возникла на полтора века позже. Маленькая церковь Зачатия Праведной Анны что в Углу действительно находилась некогда в углу Китайгородской стены, она — старшая сестра всех других уцелевших здесь церквей. Нельзя без горькой улыбки читать следующий пассаж того же Александрова: «Церковь Зачатия Анны ныне раскрыта к Москве-реке. Плавные, певучие линии ее объема, контрастные гостиничному зданию с его прямоугольными формами, вносят сильную эмоциональную ноту в застройку Москворецкой набережной». Можно подумать, что тут действовал мудрый и тонкий архитектурный расчет. Ничуть не бывало: чудная, но скромная по размерам старина Варварки раздавлена гигантским массивом гостиницы.

Улица Варварка — центральная часть Зарядья. Фото 1980-х гг.

На переднем плане — церковь Покрова Божией Матери, иначе именуемая по приделу Георгия Великомученика, что на Псковской горке. 1658 г.; колокольня 1818 г. Храм построен в стиле псевдоготики.

О Зарядье после всего сказанного много не скажешь, тем паче, что его более не существует, все пространство «заднего двора Китай-города» заняла гостиница «Россия». Зарядье получило такое название, поскольку находилось за рядами лавок Москворецкой улицы, что шла от Варварки до моста через Москву-реку. Мне кажется, что выводить название Зарядье от рядов на Варварке неверно. Зарядье — одно из древнейших поселений Москвы и одно из самых бедных. Несколько окультурилось оно в XVI–XVII веках, когда здесь стали селиться приказные, служившие в Кремле и на разных царских службах, появились тут и казенные учреждения, и Знаменский монастырь не побоялся осесть на зыбкой почве Зарядья. Но с переносом столицы в Санкт-Петербург все служащие покинули Зарядье, закрылись учреждения, и задний двор Китай-города окончательно деклассировался. Помимо мелких ремесленников и беднейших разносчиков здесь обитала всякая голытьба, городская протерь, которую не отпугивали ни грязь, ни скученность, ни эпидемии, то и дело поражавшие эти места.

Некоторое улучшение быта Зарядья произошло после пожара 1812 года, когда выгорели все до единого деревянные строения и мелкие собственники продали свои дворы. Кстати, этот великий пожар начался именно отсюда.

Отстраивалось Зарядье каменным, и квартиры в новых домах были по карману лишь квалифицированным ремесленникам да более или менее достаточным торговцам. Вот описание Зарядья 70-х годов позапрошлого века. Принадлежит оно писателю Белоусову, местному уроженцу: «Вся эта местность была заселена мастеровым людом… тут были портные, сапожники, картузники, токари, колодочники, шапочники, скорняки, кошелевщики, пуговичники, печатники, печатавшие сусальным золотом на тульях шапок и картузов фирмы заведений… Некоторые переулки представляли собой еврейские в буквальном смысле базары, ничем не отличавшиеся от базаров каких-нибудь захолустных местечек на юге».

А вот как выглядело Зарядье перед Первой мировой войной. Из романа Леонида Леонова «Барсуки»: «Жизнь здесь течет крутая и суровая. В безвыходных каменных щелях дома в обрез набилось разного народу, всех видов и ремесел: коечное бессловесное племя, мелкая муравьиная родня… Городские шумы и трески не заходят сюда, зарядцы уважают чистоту тишины… Только голубей семейственная воркотня, только повизгивающий плач шарманки, только вечерний благовест… Осенью в низине Зарядья стоит и со всех окружающих высот бежит сюда жидкая осенняя грязь…»