Вспоминая о том, что сейчас в будущем

Один из завсегдатаев, мэтров, корифеев своего дела, пес панк по имени Доггер с мрачным видом сидит на сцене. Он сосредоточенно и напряженно рисует на мятой бумаге свой извечный сюжет: череп и выходящую из него бесконечную дорогу. Особого таланта к рисованию у него нет, но именно такая картинка, как ни странно, всегда получается удачно. Шерсть пса красноватого оттенка, скорее всего, он специально подкрашивает ее ради радикальности образа. Из-под краски проглядывает его натуральный кофейно-бежевый цвет с кофейным оттенком. Спина контрастно подчеркнута темной шерстью. На голове у панка, как и полагается, черный с красными концами ирокез. Шея увенчана пародией на строгий деловой галстук – черно-синей лентой с торчащими концами. Это своеобразный вызов деловому стилю и всякому представлению о красивых галстуках. К сцене твердой и решительной походкой приближается еще один герой, а точнее, героиня паба. Ей, к сожалению, всегда отдаются второстепенные роли – аккомпанемент и аранжировка для кого-то. Это черная кошечка Джейн со строгими голубыми глазами, легким черным (иногда синим) платьем, шпагой на поясе и гитарой через плечо. Она была бы рада встать на сцену, взяться за свой инструмент, ударить по струнам, но не отойти, как обычно в сторону, а запеть самой. Джейн есть чем поделиться с публикой: у нее целая куча тетрадей, исписанных мыслями, песнями… Но трудно, ужасно трудно, пробраться к микрофону, когда горизонт застилают такие мэтры, как Доггер. Ее лапы крепко сжимают книгу с лаконичным названием «Мы». На кошке красный ошейник, который она носит, словно пытаясь зажать себя в каких-то рамках, ограничить собственную свободу. Джейн несет на себе целый ворох вещей, которые не мешают, а будто бы поддерживают. Черная кошечка подходит к Доггеру и грубоватым голосом спрашивает:

– Слушай, Дог, помоги микрофон найти. Почему-то после твоих выступлений все всегда верх-дном, все как в провальную яму.

– Погляди в архивах, – не отрываясь от рисунка отвечает пес.

– Все архивы сплошь завалены твоими исписанными бумагами и рисунками типа того, что у тебя сейчас в лапах.

–Что поделать, у меня богатый полет мысли!

– Ага, но при этом бедный карман! – начинает издеваться Джейн, зная щепетильность Доггера в денежном вопросе.

Доггер откладывает свой рисунок на край сцены, с ним же оказывается в стороне и его искренность. «Игра начинается!» – с азартом и нарастающим внутри весельем думает пес. Да, панк уже давно научился прятать свою настоящую сущность за напыщенными фразами, фиглярскими манерами, заработав себе репутацию шута-кривляки. Он порывисто поднимает голову вверх, закрывает глаза, начинает патетическую речь, испещренную театральными вскриками:

– Ах, не говори мне о деньгах! Ох, я живу ради своей музыки!.. Одного только не знаю, как поднять продажи своего нового винила… Я, знаешь ли, большой души пес. Все для всех, а себе – ничего.

– Вот значит как? А я думала сказать тебе, что где-то неподалеку кто-то уронил монету… Я только сейчас слышала звон. Но раз ты такой щедрый…

– Где?! – оживляется Доггер, вот-вот готовясь сорваться с места и кинуться за грошом.

– Там же где и микрофон! – чувствуя глухое раздражение в себе напоминает Джейн.

– Ах да, микрофон… Я помню его. Такой черный. Как ночь. Нет, как две глубокие ночи. Все певцы держались за него, словно за волшебный и могущественный посох, создающий чары собственных иллюзий звука. А его серебряные прутья мелкой решетки! В них эхом звенит мелодия, наполненная…

– Прибереги байки для своих зрителей! Где микрофон?!

– А, этот…Я пролил на него пиво.

– Что?!

– Он так хрипел, когда оказался…во хмелю! Ха-хах! Это был ночной концерт, я выживал как мог.

– Все у тебя с дурью пополам, – обречено подводит итог Джейн. «Что с него взять? Разыгрывает из себя дурака, строит гримасы, а нам, живым и настоящим, об его маски, как о стенку горох! Зрители это любят, но я не собираюсь аплодировать этому шоу!»

– Да, но зато нервы покойны. Не заметила?

Паб даже в ночные час не бывает пустым. Вот и сейчас с кипой бумаг, мелкими, легкими, робкими и нерешительными шагами затрусил кролик по имени Черничка, поэт и главный романтик паба. Звук от его лапок глухо раздавался, ударяясь о пол и тотчас же таял, как таят круги от брошенного в воду камня. У него белых мех с черными пятнами по бокам и вокруг глаз, темные хвост и уши. Проходя мимо сцены, он с восхищением смотрит на Доггера, радостно улыбнувшись ему внутри себя. Но что-то вдруг омрачает его настроение и с некоторой долей волнения кролик застенчиво замечает:

– О нет, Доггер! У тебя ирокез вот-вот отклеится.

– Быть того не может! Мать моя анархия! Карьера…рухнула! Звезда померкла! Скажите всем, что шоу не будет! – тотчас же забыты слова о спокойных нервах. Паника накрывает панк-рокера огромной волной, унося его в свой омут. Он суетливо бегает по сцене, добавляя к быстрому стуку лап о пол нелепые вскрикивания.

– Успокойся, сегодня у тебя нет концертов. – сочувствующе успокаивает Черничка. Он уже успел пожалеть о сказанных невзначай словах, проклиная свою неосторожность.