Вспоминая Владимира Высоцкого

— Володя всегда был прекрасным рассказчиком. В студии, в компаниях он мог часами рассказывать о своих соседях по двору на Первой Мещанской. (Там он жил вместе с матерью.) Помню, как мы смеялись над каким-то знаменитым «Коней» (его мать не выговаривала букву «л» и на весь двор, высунувшись из окна, кричала: «Эй, Коня, сходи в магазин, Коня!»), знаменитом московском голубятнике и очень несуразном парне. Был рассказ о какой-то Шалаве. В общем, что ни жилец — то смешная, грустная или веселая история. Потом, со временем эти рассказы, которые его то и дело просили повторять, превратились в забавные житейские миниатюры, с сюжетом, с героями, завязкой, кульминацией и развязкой — одним словом, все по законам драматургии.

Первые дворовые песни Володи шли от этих устных рассказов-новелл. Сюжетно, во всяком случае, они обращены туда. Нинка — помните: «Сегодня Нинка соглашается, сегодня жизнь моя решается» — это новелла о. Шалаве. А что касается вольного — не хочется говорить, несколько приблатненного стиля — так это, видимо, от того репертуара, который был тогда самым модным в студии. Наша сокурсница снималась в фильме «Хождение по мукам», а там, кажется, для второй серии искали народно-экзотические песни. Чего только тогда мы не наслушались и не пели. Наш курс во всяком случае пел. А значит, и Володя.

А что касается поэзии, то занимался он ею вначале постольку-поскольку — поздравительные стихи к дням рождения, к праздникам. Хотя поэзию он любил. А в молодости просто обожал Маяковского. Он был для него какой-то свой — то нежный, то темпераментный, но всегда очень человечный. В студийные годы он просто лихо читал стихи Маяковского. Не так, как принято было тогда его читать, а по-своему. Маяковский у него получался очень простым и очень многообразным. Он наизусть читал и «Баню», и «Клопа». Много позднее, когда мы встретились, у него в кабинете висел портрет Пушкина. Это была его взрослая любовь.

— Сейчас как-то трудно представить Высоцкого без гитары. Она — непременная его спутница.

— Больше того. Сейчас некоторые его знакомые даже утверждают, что когда-то учили его играть на гитаре. Я-то хорошо помню, как она вошла в наш быт. Первую в его жизни гитару мы покупали в магазине, что на углу Неглинной. Нина Максимовна, его мать, вспоминает, что она подарила сыну гитару. Может быть, она дала деньги на ее покупку, скорее всего так и было: откуда у двух студентов могли появиться 65 рублей (конечно, в старом исчислении). Но вот его учеба играть на ней — это был какой-то кошмар. Часами он играл на гитаре и пел одну и ту же цыганскую песню; там были — до сих пор с внутренней дрожью вспоминаю — слова: «ны-ны-ны, есть ведро — в нем нет воды, значит, нам не миновать беды». То ли это была его любимая песня, то ли кто-то показал ему, как надо ее исполнять на гитаре. Только когда по ночам звучали эти бесконечные «ны-ны-ны», на самом деле казалось, что не избежать беды…

Не надо только думать, что с покупки гитары началось его знакомство с музыкой. Он учился играть на фортепиано в детстве, брал, правда, частные уроки, и играл на этом инструменте вполне прилично. И вообще с детских лет он был музыкален, у него была отличная ритмика, абсолютный музыкальный слух.

Никита Высоцкий ГЛАЗАМИ СЫНА

Мы приводим ответы сына Высоцкого Никиты о своем отце, опубликованные в декабрьском номере за 1987 год еженедельника «Аргументы и факты». Интервью взял курсант Львовского высшего военнополитического училища С. Богданов.

— Никита, насколько желание работать в театре было вызвано примером отца? Можно ли говорить о появлении творческого продолжения Владимира Высоцкого?

— Безусловно, пример отца сыграл свою роль в выборе профессии, но не нужно это преувеличивать. Когда умер отец, мне было всего 16 лет. Конечно, он водил нас с братом на репетиции, на спектакли в свой театр, во МХАТ, рассказывал о своей работе. Во многом мое решение созрело уже тогда. Но с первого раза в театральный вуз не поступил. Год работал на заводе. В 1986 году окончил школу-студию МХАТа.

Многие говорят о том, что моя игра на сцене театра похожа на отцовскую. Конечно, от сравнения не уйдешь, и тем не менее я хочу быть самим собой.

— Делился ли отец с тобой своими проблемами, неудачами, обговаривал свои планы?

— Я был еще мал в те годы, и отец меня, конечно же, во все не посвящал. До сих пор о том или ином случае я узнаю со слов его друзей, коллег по работе. Людей, с которыми он делился своими планами, было немного, буквально человек пять. Он доверял друзьям. Но никогда свои сложности, свою боль не выплескивал на них. Скорее, их боль брал на себя.