Вспоминая Владимира Высоцкого

— Доводилось ли вам встречаться с Высоцким? Дружили ли вы?

— После смерти известного человека происходит, я бы сказал, удивительный феномен. Резко увеличивается число его прижизненных друзей. Поэтому мне хотелось бы внести ясность: другом его я никогда не был. Мы были просто хорошо знакомы. Мы встречались в кругу общих друзей, где звучали его гитара и его неповторимый голос.

— Чем вам лично близок Высоцкий?

— Своей естественностью, талантливостью, мужской открытостью. Признаюсь, что некоторые его песни я очень люблю, какие-то поменьше, что-то даже не нравится. Считаю, что такой спектр восприятия любого художника вполне нормальный. В моем восприятии Высоцкого нет восторженной истерии. Я его просто люблю.

— Как известно, люди самых разных профессий считают Высоцкого «своим». Летчики полагают, что он сам летал, моряки — что много плавал и знает, что такое разлука и море. У фронтовиков всегда возникало ощущение, что поэт был на передовой и видел смерть в глаза.

— Это произошло не только потому, что он много читал и был человеком богатой внутренней культуры, без которой создать что-то стоящее вообще невозможно. Немалую роль здесь сыграли наитие и интуиция художника. Очень важно также, что он много ездил по стране, встречался с самыми разными людьми и своей открытостью неизменно располагал их к искренности. Вот благодаря чему он знал жизнь. Все это оседало в нем, жило, становилось частью его личности, а потом уже превращалось в стихи, песни. Высоцкий был поэтом от природы. Он родился с обнаженной душой. И вот по этой причине в его песнях, даже сказочных, живет точное ощущение правды. Поэтому и легенд о нем ходило так много: что он сам был подводником, спортсменом, даже сидел в тюрьме.

Как истинный художник, Высоцкий умел убедить слушателей: все, о чем он поет, было на самом деле.

Он ни в коем случае не ставил перед собой такую цель: дай-ка сегодня встречусь с летчиком, узнаю, как там летают, а потом напишу десяток песен. Конечно же, нет. Это бессмысленно. Просто он слышал мир во всей его целостности, во всем его неоглядном многообразии. Он был настоящим поэтом.

— В чем же главная сила его песен?

— Прежде всего в том, что в них присутствует огромная мысль. У Высоцкого нет пустых песен, песен ни о чем. А ведь именно таких у нас почему-то особенно много расплодилось в последнее время.

Песни Высоцкого могут нравиться, могут раздражать, но они всегда тебя держат, царапают, впиваются в сердце. Это верный признак настоящего искусства. Сила его песен и в незаурядном исполнении. Голос певца всегда держит тебя в напряжении, ты восхищаешься силой человеческого духа. Высоцкий всегда пел очень напористо, наступательно, очень активно. Здесь я говорю не об уровне голосовых связок, не о мощи голоса. Я имею в виду иную наступательность.

Он пел не для себя, как это нередко делают современные певцы. Он пел для всех и для каждого. Он ко всему был причастен, ему было интересно, что вот ты, сидящий в пятом ряду, делаешь в этой жизни? Есть ли у тебя что за душой? Любая из его пронзительных песен — это искренний, откровенный разговор со зрителем, с его душой. И, насколько мне известно, песни в исполнении Высоцкого всегда были для слушателя эмоциональным потрясением.

Сила его песен, наверное, и в том, что все они очень разные. Когда я думаю о нем, я вспоминаю песню грохочущую и песню нежную. Он умел быть насмешливым, ироничным, гневным, трогательно-заботливым.

— Почему Высоцкому удавались сказочные песни? Ведь этот жанр требует особого творческого склада?

— Его песни-сказки на самом деле удивительны. Некоторые из них просто шедевры. В них столько беззаботного веселья, тепла, они искрятся тончайшим юмором. Магия этих песен в том, что Высоцкий прекрасно знал родной язык, чувствовал все его грани, великолепно владел им. Все возможности разговорной речи он блестяще использовал в своих сказочных песнях.

Если говорить о его иронических монологах, мне они напоминают роли из пьес, которые он писал сам для себя.

— Что вы скажете о Высоцком как об актере?

— Я не раз убеждался в том, что актер он замечательный Он никогда не прикидывался, что входит в роль. Он переживал ее органично, до конца, опускаясь в самые глубины. И эта глубина в любой из его ролей сразу чувствовалась.

Он был замечательным актером и потому, что во время спектакля никого не подавлял, всегда давал возможность играть другим, ибо понимал: сцена, как и жизнь, не один человек, ее богатство как раз в многообразии.