Вспоминалки

Через некоторое время большая часть моих ливийцев потянулась в поликлинику для иностранцев на Малой Грузинской, поскольку заразились венболезнями от интуристок, проживавших с ними в гостинице "Космос". В этой связи даже направили жалобу в Народное бюро (посольство) Ливии. В целом, они пользовались популярностью у местной женской половины. Один из них, красавец итальянского типа, как-то прохаживался со мной по холлу гостиницы "Космос". Половина местных дам с улыбкой здоровалась с ним.

– Красивые мужчины должны общаться только с красивыми женщинами, – гордо сказал он мне.

В другой раз горничная наивно сказала мне про одного из ливийцев:

– Он каждый день водит новых женщин. Разве так можно?

– Им всё можно, – сказал я с видом знатока. – Это нам ничего нельзя.

Но я ошибся: этот же товарищ через некоторое время подошёл ко мне и спросил:

– Ты можешь найти врача, который бы без огласки вылечил дежурную по этажу? Она заразилась от меня.

Затем мои физики подрались в гостинице с сомалийцами. В общем, с ними были разные происшествия, поэтому я шутил: "Лучше целый автобус сирийцев, чем девять ливийцев" (интуристовский «Икарус» был рассчитан на сорок два сидячих места).

Ели мы на шведском столе в ресторане "Калинка", поэтому спустя три месяца я поправился на 10 кг. Наконец, физики меня совсем замучили своими бесконечными проблемами, особенно со здоровьем разных частей их тела. Ну, и вообще всё когда-то надоедает, тем более работа без выходных, хотя только до обеда и за отгулы. Поэтому я попросил меня заменить. Вернулся в свою группу, но был сразу же отправлен на стройку. Спустя месяц я поехал с очередной туристической группой в Ленинград, и там, в гостинице «Прибалтийская», встретил своих ливийцев и упомянутую выше переводчицу. Они продолжали стажировку на местной атомной электростанции.

Фишеромания

Поскольку в нашей семье все мужчины (четверо) погибли ещё в годы сталинских репрессий, научился играть я поздно – только в 5-ом классе. Однако благодаря чтению шахматных журналов и книг, уже в следующем году я победил в одном сеансе, а в 7-ом классе – в другом. Примерно в то же время молодой мужчина, живший на соседней даче, позвал меня к себе играть на террасу (противников мне искала бабушка). Я очень старался и даже добился равной позиции. Соперник отвечал быстро, но вдруг остановился и сказал:

– А вот тут я должен подумать.

В конце концов, он всё-таки победил и, увидев моё расстроенное лицо, сказал: "Ничего, я – кандидат в мастера". Напрасно он это сделал, с того момента подавив во мне волю к дальнейшей борьбе. Потом мы играли каждое лето. Поскольку я постоянно болтался возле своей дачи, он выносил шахматы, и мы садились на лавочку, около ворот. Десятки партий, в которых я белыми играл против контратаки Маршалла, а черными защищался от королевского гамбита (один и тот же вариант с g7-g5). Мне так был безразличен результат этих партий, что я даже ленился посмотреть последующие ходы в "Курсе дебютов" В. Панова и Я. Эстрина. Играл я слишком быстро (правда, фигур не зевал), и он неоднократно говорил мне: "А подумать не хочешь?" Но всё равно приходил с шахматами на эту лавочку.

Однажды бабушка спросила меня, знаю ли я такого чехословацкого шахматиста Рети.

– Рихарда Рети? Конечно, – ответил я.

Оказывается, наша семья была дружна с русским поэтом-акмеистом Сергеем Городецким (а также с Андреем Белым), который даже подарил моей тёте альбом со своими стихами и рисунками "Побасёночки для Сонечки". Рети женился на 17-летней дочери поэта – Рогнеде. Их знакомство состоялось во время Первого Московского международного турнира (1925). Они уехали за границу, но через четыре года, в возрасте сорока лет, Рети умер от скарлатины, а Рогнеда вернулась в Россию, прожив после этого ещё семьдесят лет.

В матче Спасский-Фишер 1972 г. (лето после 7-го класса) я болел за американца. Дело в том, что про победу Спасского в чемпионате мира я услышал по радио в 1969 г., а начал читать шахматную периодику только в 1970 г. Таким образом, о его подвигах в двух отборочных циклах, где он обыграл почти всех ведущих шахматистов мира, я ничего не знал. Между тем, о Фишере как выдающемся гроссмейстере писали тогда много (особенно в рижском журнале "Шахматы"). Это был выигранный им межзональный турнир (Пальма-де-Мальорка, 1970), затем разгромные победы в матчах претендентов и, наконец, созданная им напряженная атмосфера до и во время матча.

В то лето 1972 г. о результатах партий матча я узнавал по "Голосу Америки" у жившего на соседней даче журналиста во время игры в бридж с ним и его сестрами. Он тоже болел за Фишера. Что касается текста партий, то каждое утро я ходил на станцию и покупал в газетном киоске "Правду", где партии матча комментировал Таль. Потом я их разыгрывал по нескольку раз. Матч был необыкновенно интересным и заставил меня полюбить шахматы на всю жизнь.