Вспомни лето

Вчера она была одной из тысяч под трепещущими флагами стран-участниц во время красочной церемонии в голливудском духе. Вчера она пребывала в полном восторге, потрясенная и возбужденная тем, что является участницей традиции, столь же старой, как западная цивилизация.

Сегодня Рейн была одна.

Сегодня она измеряла препятствия, созданные с единственной целью – проверить навык, выносливость и доверие между наездником и его лошадью. Конное троеборье для наездников было тем же, что и пятиборье для обычных атлетов, – жестким испытанием.

Она смотрела на опасную дистанцию, думая только о ней, но, сама того не замечая, дышала полной грудью, наслаждаясь незнакомыми ароматами земли, раскинувшейся вокруг нее. Рейн, росшую в Виргинии и в Европе, засушливое лето южной Калифорнии приводило в недоумение.

Казалось, эти запахи были всегда, как холмы, море и солнечный свет.

Она снова огляделась, потом потянулась и поправила рюкзак на спине. Вода в бутылке забулькала. Она пошла дальше, длиннофокусная камера и бинокль легонько стукались друг о друга, болтаясь под грудью. Сделав еще несколько шагов, девушка вздрогнула и решила, что пора вытряхнуть гальку из туристских ботинок.

Она встала на одну ногу, сняла ботинок с другой и застыла очень грациозно, словно бежевый фламинго. Но ей и в голову не пришло бы подумать, а уж тем более сказать, что она грациозная.

Когда Рейн исполнилось одиннадцать лет и она только начала осознавать, что родилась женщиной, в ней было пять футов и семь дюймов роста. Она приходила в отчаяние оттого, что не чувствовала себя на земле так же непринужденно, как на спине лошади. Как ей хотелось походить на старших сестер, настоящих красавиц, но сколько бы она ни смотрелась в зеркало и что бы ни делала, она видела одно и то же. Дурнушку Рейн. Поэтому она перестала вертеться у зеркала и со всем пылом предалась делу, которое ей и впрямь хорошо удавалось.

Рейн занялась скачками.

В двадцать семь лет Рейн была гибкой девушкой с красивой фигурой. Она стала сильным, умелым наездником, регулярно принимала участие и побеждала в чемпионатах мира. Но она все еще считала себя неуклюжей дурнушкой. Рыжеватые волосы, коричневатые глаза и слегка загорелое тело – чем же тут гордиться?

Вообще-то Рейн очень редко думала о своей внешности. В юности она потратила слишком много сил, пытаясь стать такой же красивой, как ее сестры, и такой же умной, как ее родные братья. Но ничего не получилось.

Застенчивая рыжеватая клуша просто не могла соперничать с парой золотистых лебедей, какими были ее сестры. Одна из них – совладелица огромной юридической фирмы и жена сенатора. Другая сестра – знаменитость на Бродвее. Два старших брата тоже преуспели: один дипломат, а другой нейрохирург.

Когда Рейн было пять, она просила, умоляла, настаивала, пока родители не разрешили ей брать уроки верховой езды. После этого вся семья с облегчением вздохнула. Верховая езда явилась элегантным решением проблемы: что делать с Малышкой Лоррейн. Или Рейн, как просила называть себя девочка, едва поняв, что данное ей имя оказалось «подержанным».

Лошади позволили ей стать первой.

Возникала какая-то неуловимая связь между Рейн и этими большими животными. Лошади были ее работой и ее любовью. Сидя верхом, девочка забывала о том, что она неуклюжая. Она поддавалась ритму лошади, сливалась с ней в единое целое во время прыжков. Небывалое волнение охватывало Рейн, когда она брала барьеры и препятствия, паря на спине огромного гнедого жеребца.

Только в эти мгновения она чувствовала себя совершенно свободной, живой и была по-настоящему самой собой.

– Довольно грезить бог знает о чем, – – сказала она себе, завязывая шнурки, – иначе вместо полета и парения я буду лежать в настоящей грязи. Эта дистанция для кросса посерьезнее, чем любая другая, уже известная Деву.

Снова подняв бинокль, Рейн принялась изучать высохшее русло реки, извивавшейся у подножия холма. Через несколько минут она вынула блокнот и, сев на землю, стала делать наброски – линия реки, холмы.

Она нагнулась и выдернула пучок травы. Корни ее были совершенно сухие, невероятно жесткие, за них уцепились комочки глины и мелкие камешки. Рейн отряхнула камешки, положила в левую руку, поиграла с ними, словно пытаясь прочувствовать структуру почвы, а не только увидеть ее и ощутить запах.

Сухая, очень сухая земля. Нахмурившись, она сделала пометки на эскизе. Поверхность почвы изменилась бы неузнаваемо, если бы пошел дождь. Здесь глина, а это значит, что, намокнув, она станет смертельно опасной. Но прогноз погоды не обещал никаких ливней и бурь на время Олимпийских игр. Осмотрев землю, Рейн не сомневалась, что она останется такой же и в дни соревнований. Сухой, Еще раз медленно окинув взглядом русло реки, девушка положила блокнот обратно в рюкзак. Рассеянно играя галькой, которую все еще держала в руке, она поднялась на гребень холма, размышляя об Олимпийских играх. «Интересно, – думала она, – какими будут эти холмы, когда венчающие их строения заполнят тысячи людей?»