– Мы можем снять все сами, – откликается Алан, подумав. – Без аудитории, без журналистов и всего прочего. Только ты и мы с Бобом за камерами. Слушайте, я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, однако время идет. Чем дольше мы тянем, тем сложнее будет найти убийцу.
Джеймс кивает.
– Алан прав, – говорит он наконец. – То есть кто-то же должен был заметить что-то необычное, верно? Какие-нибудь странности, сомнительное поведение. Нельзя же совершить такое и потом продолжать жить спокойно… – У него срывается голос, на глазах выступают крупные слезы. Сконфуженный, Джеймс громко шмыгает носом.
– Ну, ну, парень, – утешает его Алан, похлопав по спине. – Не беспокойся, мы найдем этого – не стану говорить при дамах, кого, – мы его отыщем, не думай.
Джеймс кивает, украдкой проводя рукой по глазам. У меня сердце разрывается, глядя на него. Однако я все равно считаю видеообращение плохой идеей.
Глава 14
Сегодня хороший день. Я вышла в город и успешно сориентировалась среди кошмара местной почты, где по понедельникам собираются любители почесать языками. Здесь, в захолустье, все друг друга давно знают; Джоанна тоже уже стала своей, перезнакомившись с другими мамашами по кружкам и группам, куда ходил Джеймс. Теперь, когда он учится в школе, они дважды в день обмениваются любезностями, встречаясь у входа. Я забирала племянника всего несколько раз и чувствовала себя так, словно ступаю по минному полю, постоянно ловя краем глаза взгляды исподтишка. То ли я не узнавала тех, кого должна была, то ли это просто местные мегеры, ревностно следящие за всеми чужаками. Я старалась не показывать виду, но сама вся обливалась потом, а руки дрожали. Даже учителя смотрели на меня подозрительно. Я не могу различить Джеймса среди одинаковых белых рубашек поло и бордовых джемперов, так что приходится ждать, пока он меня заметит и подойдет. Иногда приходится объяснять, кто я такая, чувствуя на себе взгляды остальных – мне так и кажется, что они принимают меня за какую-то чокнутую воровку детей. Однажды Джеймс меня не признал – не знаю, почему; может быть, я поменяла прическу или надела новое пальто. Учительница не позволила мне увести мальчика, а я от волнения забыла кодовое слово, которым могла бы подтвердить, что я действительно родственница. Пришлось вызывать с работы Джоанну. Теперь я забираю племянника только в самых крайних случаях, а так в те дни, когда сестра занята, он остается после школы в разных кружках. Наверное, с этого пошло мое затворничество – на новом месте дети служат своеобразным пропуском в общество, и я теперь практически лишена возможности заводить друзей и знакомых.
Сегодня я, конечно, перестаралась. Покончив с какой-то ерундой для Джоанны на почте, я решила побаловать себя экскурсией по магазинам и прошаталась куда дольше обычного. Когда я оказываюсь у церкви, больная нога ощутимо дрожит. Меня тут же начинает обуревать тревога – вдруг станет еще хуже? Вдруг я не смогу дойти до дома?! Вдруг упаду и придется звать на помощь?!
До поворота на Колклаф-роуд я добираюсь уже вся мокрая от пота, слегка подволакивая ногу. Поравнявшись с домом, возле которого стоит забитый поломанной кухонной мебелью контейнер, я едва не подпрыгиваю от голоса у себя за спиной.
– Я так и знал, что здесь будет ремонт. Старика Джека отправили в дом престарелых, теперь вычистят все внутри и продадут как пить дать.
Резко обернувшись, я теряю равновесие из-за плохо слушающейся ноги и чуть не падаю. Говоривший успевает ухватить меня под локоть. Это высокий мужчина в кепке и непромокаемой куртке.
– Простите, не хотел вас напугать, – говорит он с легкой северной картавостью и слегка приподнимает пальцем козырек, показывая редеющие волосы. – Это я, Алан, из дома двадцать четыре.
Ах, Алан… Мы встречались несколько раз с его переезда. Он живет один, и ему явно не хватает общения. Он регулярно возникает у нас на пороге то с игрушками для Джеймса, то с коробкой яиц от своих кур, то с приходским бюллетенем и пригласительными на какие-то местные события.
– Надоел уже, – ворчит Джоанна, быстро вычеркнувшая его из своих матримониальных планов.
Мне, в общем-то, все равно. Я почти не выхожу из своей комнаты, так что отдуваться приходится сестре. Видимо, она рассказала ему обо мне, поскольку, встретив меня, Алан каждый раз обязательно напоминает, кто он такой. Еще он говорит со мной немного медленнее и громче, чем обычно, как будто я умственно отсталая.
– С вами все в порядке? Что-то вы неважно выглядите. Вот, обопритесь-ка на меня.
Не дожидаясь ответа, он берет меня под руку и едва не насильно доводит до нашей задней двери. Нам открывает Джоанна, чье беспокойство быстро сменяется раздражением, когда Алан не остается за порогом, а провожает меня до самой кухни. Я с облегчением опускаюсь на один из стульев. Ноги дрожат, правое бедро ноет от боли. Сестра протягивает мне стакан воды и анальгетики. Одним глотком проглотив таблетки, я, совершенно обессиленная, кладу голову на стол.