Как утихающая боль, она давала успокоение, как покачивающийся поезд, она его убаюкивала.
Он снова закрыл глаза. В темноте тоже было свое утешение. Он понятия не имел, какую часть пути уже преодолел, и начинал думать, что это не имеет значения. Память снова изменяла ему, и он не мог вспомнить, зачем он делает все это. Но и это уже не имело значения. Дело было сделано. Только бы не двигаться, а остальное не имело значения. Ничто не имело значения.
Абсолютно ничто.
Да, двери были заклинены, как и в другом поезде. Автономник разозлился и шарахнул своим силовым полем по одной из дверей реакторного помещения; силой инерции его отбросило назад.
На двери не появилось ни вмятинки.
Назад к лазам и отверстиям для кабеля. Унаха-Клосп развернулся и направился по короткому коридору, потом через лючок в полу, ведущий к смотровой панели под полом нижнего уровня.
Он откинул смотровой лючок и опустился в темное узкое пространство под полом. Лючок, зашипев, закрылся за ним, перекрывая свет. Он хотел было вернуться и открыть лючок, но потом понял, что тот автоматически тут же закроется снова, а он потеряет терпение и сломает это устройство, и все это показалось ему каким-то бессмысленным и маловажным, и он не стал возвращаться. Пусть себя так ведут люди.
Он пустился по лазу в направлении хвоста поезда, к тому месту, над которым находился реактор.
Идиранин все говорил и говорил. Авигер слышал, но не слушал. Он смотрел на монстра краем глаза, но на самом деле толком ничего не видел. Он рассеянно разглядывал свое ружье, напевал что-то себе под нос и думал о том, что бы он сделал, если бы каким-то образом сумел найти сам этот Разум. Что, если бы все остальные погибли, а он остался бы с этим устройством? Он знал, что идиране, возможно, неплохо заплатили бы за Разум. И Культура тоже заплатила бы. Деньги у них есть, хотя внутри собственной цивилизации они ими и не пользуются.
Мечты, мечты; но события могут разворачиваться непредсказуемо. Никогда не знаешь, какая тебе выпадет карта. Он бы прикупил себе немного земли – островок на какой-нибудь приятной и безопасной планете. Сделал бы себе омоложение, стал бы разводить каких-нибудь дорогих скаковых животных и, пользуясь своими связями, познакомился бы с богатыми людьми. Или нанял бы кого-нибудь для тяжелой работы. Если у тебя есть деньги, то это не проблема. И вообще все – не проблема.
Идиранин продолжал говорить.
Его ладонь была почти свободна. Ничего другого пока ему не удалось, но, может, немного позднее ему удастся высвободить всю руку; с каждой минутой манипулировать ею становилось все легче. Гуманоиды уже некоторое время находились в поезде – сколько они там еще пробудут? Маленькая машина задержалась там не слишком надолго. Хорошо, что он успел вовремя заметить, как она появилась из устья туннеля. Он знал, что машина видит лучше его, и несколько мгновений опасался, что она заметила, как он пытается высвободить руку – ту, что была по другую сторону от старика-гуманоида. Но машина исчезла в поезде, и ничего не случилось. Он продолжал следить за стариком, проверять его. Казалось, что гуманоид забылся в своих грезах. Ксоксарле все говорил и говорил, рассказывая воздуху об идиранских победах.
Его рука почти высвободилась.
С опоры – в метре над его головой – просыпалось немного пыли, которая полетела вниз в практически неподвижном воздухе и упала почти, но не точно, вниз по вертикали. Пыль отнесло немного в сторону от него. Он посмотрел на старика и натянул провода на своей руке.
Чтобы попасть в небольшой проход, которым Унаха-Клосп хотел воспользоваться, ему пришлось стучать по изгибу лаза, делая его менее угловатым, более плавным. Это был даже не лаз, а кабельная трасса, но она вела в реакторный отсек. Автономник проверил свои сенсоры: уровень радиации здесь был такой же, как и в других отсеках поезда.
Он продрался сквозь небольшой зазор, проделанный им между кабелями, и попал в металлические и пластиковые внутренности безмолвного вагона.
Я