Вспомни о Флебе

По орбитали ударил сетевой огонь. Хорза замер и посмотрел на экран, который разом осветился и на миг засиял всей поверхностью, пока сенсоры не отреагировали на мгновенное возрастание яркости и не скомпенсировали его. Почему-то Хорзе подумалось, что Культура просто распределит сетевой огонь по всей массивной орбитали, а потом возьмёт остатки в РАМ-замок, но этого не произошло. По всей ширине дневной стороны орбитали появилась одна тонкая линия ослепительно белого цвета, огненное лезвие бесшумного разрушения, вокруг которого немедленно образовался матовый, но все ещё безупречно белый облачный слой. Эта световая линия являлась частью сети, той самой ткани из чистой энергии, которая лежит под всей Вселенной и отделяет её от более молодой и намного меньшей вселенной из антиматерии. Как и идиране, Культура теперь тоже умела частично контролировать эту страшную силу, по крайней мере настолько, чтобы применять её для разрушения. Линию этой энергии, вынутую из Ничто и натянутую на лик трёхмерной Вселенной, можно было видеть сейчас на орбитали. Она заставила вскипеть Круговое Море, расплавила две тысячи километров прозрачного Краевого Вала, аннигилировала базисный материал по всей его ширине в тридцать пять тысяч километров.

Вавач, это кольцо в четырнадцать миллионов километров, развернулся, как разрезанная цепь.

И теперь не существовало ничего, чтобы удержать это. Собственный спин орбитали, источник цикличной смены дня и ночи и её искусственного тяготения, превратился в силу, разорвавшую её. Со скоростью примерно сто тридцать километров в секунду Вавач швырнул себя во внешний космос, раскрутившись, как отпущенная пружина.

Белая огненная линия появлялась снова, снова и снова. Она методично работала вдоль всей орбитали, аккуратно разбивая её на квадраты со стороной в пять тысяч километров. Каждый из них содержал сандвич из триллионов и триллионов тонн сверхплотного базисного материала, воды, земли и воздуха.

Вавач стал белым. Сначала сетевой огонь превратил воду в облака. Потом растекающийся воздух, который поднимался с каждого гигантского квадрата, как тяжёлый пар со стола, превратил свой груз водяного пара в лёд. Океан, уже не удерживаемый силой вращения, растекался, очень медленно переливаясь через край каждой плиты разрезанного базисного материала, превращался в лёд и кружился в космическом пространстве.

Прецизионная огненная линия скользила дальше, навстречу направлению вращения, разрезая все ещё изогнутые, все ещё вращающиеся куски орбитали своими смертельными световыми вспышками — светом с другой стороны нормальной ткани реальности.

Хорза вспомнил, как это назвал Джандралигели, тогда, когда Ленипобра был так воодушевлён ожидаемым зрелищем разрушения.

«Оружие, которое означает конец Вселенной», — сказал тогда мондлидицианин. Хорза вгляделся в экран и понял, что имел в виду этот мужчина.

Исчезло все. Все. Обломки «Ольмедреки», столообразный айсберг, с которым она столкнулась, обломки парома «ВЧВ», тело Миппа, тело Ленипобры, то, что осталось от трупов Фви-Зонга и мистера Один… от других, ещё живых пожирателей — если их не спасли… от арены игры-катастрофы, от доков и тела Крайклина, от лодок на воздушной подушке… животных и рыб, птиц и микроорганизмов, от всего: все мгновенно сгорело или замёрзло, стало вдруг невесомым, закружилось в пространстве, исчезло, умерло.

Безжалостная огненная линия закончила свой путь вокруг орбитали точно в том же месте, откуда начала его. Теперь орбиталь превратилась в розетку из белых плоских квадратов, медленно отдаляющихся друг от друга и уносившихся к звёздам: четыреста отдельных плит из замёрзшей воды, ила, земли и базисного материала двигались над или под планетарной плоскостью системы наружу, как будто сами были плоскими, четырёхугольными мирами.

Было мгновение милости в том, как Вавач умирал в одиноком огненном великолепии. Потом из его тёмного центра поднялась новая сияющая звезда и взорвалась, поражённая той же ужасной энергией, которая раздробила этот мир вокруг неё.

И Вавач засветился, как поражённая мишень.

Хорза успел подумать, что Культура может быть довольна, и тут экран ярко вспыхнул во второй раз. Каждая из этих отдельных игральных карт и втулка взорванной орбитали разом сверкнули ледяным искрящимся сиянием, как будто сквозь каждый обломок засиял миллион крошечных белых звёзд.

Потом свет померк, и эти четыре сотни плоских миров с их центральной осью исчезли, заменённые сетью кубических тел, которые взрывоподобно удалялись друг от друга и от останков растворяющейся орбитали.

Эти куски тоже сверкали, разрывались на миллиарды огоньков размером с острие иглы; они, угасая, оставляли обломки, которые были уже такими мелкими, что едва различались.

Вавач был теперь вздувшимся, спиралевидно изогнутым диском сверкающих осколков. Он очень медленно расширялся, как кольцо из блестящей пыли на фоне звёзд. Сверкающий, искрящийся центр придавал ему вид гигантского, никогда не мигающего безвекового глаза.