— Хитрец вы, Иван Никонович, — сказал генерал, — знаете, что молодым командирам не принято отказывать в помощи. Не будем нарушать традицию — к утру получите артиллерийскую поддержку и десять танков. А пока обходитесь маневрированием по фронту. И не нервничайте. Вряд ли противник на ночь глядя бросит в атаку танковую дивизию. Не выгодно ему. В темноте танки окажутся на положении слепых кутят. Ну, желаю успеха!
Только положил трубку, зазуммерил другой телефон. Дорошенко доложил, что пушки заняли огневые позиции на участке 3-го батальона. А еще через несколько минут комбат-3 старший политрук Слюсаренко сообщил: противник атакует. У меня словно гора свалилась с плеч — правильно определил направление главного удара, теперь есть чем встретить фашистов.
Совсем стемнело, когда я узнал, что атака отбита. На поле боя воцарилась тишина. Вышел из блиндажа. Ночь звездная, безлунная. Белесая лента Млечного Пути надвое разделила черный полог неба. Передний край противника обозначался, как всегда, взлетающими ракетами. Временами то там, то тут стучал пулемет и нити трассирующих пуль прошивали ничейное пространство.
На сегодня, кажется, выдохся противник, можно и отдохнуть. Оставив на НП дежурного, я отправился в свой блиндаж соснуть. Снял пропыленную верхнюю одежду, лег на топчан, но сон почему-то не шел. Сегодня я принял бригаду, получил очередное звание. Как тут не радоваться и не волноваться! Я человек военный, и для меня, как для всякого военного, присвоение очередного звания, назначение на более высокую должность есть знак доверия начальников, признание за тобой определенных заслуг. Но ответственность… Ее нелегкий груз, который я уже ощущал на своих плечах, сводил на нет все приятные эмоции, связанные с повышением.
Не шел из головы полковник Юдкевич. Я подумал, что так до сих пор и не понял этого человека. Многое в нем было для меня загадкой. В тылу и потом, в первый день боя, когда бригада продвигалась вперед, пытаясь прорваться к Болхову, он был энергичен, деятелен, требователен к подчиненным. Но наступление захлебнулось, бригада перешла к обороне, гитлеровцы навалились большими силами, потери в батальонах росли, с утра до вечера над боевыми порядками висели «юнкерсы». В этой обстановке прежде всего приходилось думать о том, чтобы как-то продержаться, не допустить прорыва противника. И тут Юдкевич неузнаваемо изменился. Появилась в нем какая-то вялость, будто он перенес тяжелую болезнь. Отчего это? Ведь в создавшейся обстановке важно было отбить все атаки противника, не допустить прорыва фронта. Но этого, видно, не смог понять командир бригады…
В шесть часов утра, как я просил, меня разбудил ординарец. Застегивая перед зеркалом гимнастерку, я заметил, что в петлицах прибавилось по шпале.
— Подхалим ты, Федор, стараешься угодить начальству, шпалы успел прикрепить, — пытаясь сдержать улыбку, сказал я своему ординарцу, двадцатипятилетнему парню, до войны работавшему счетоводом в бухгалтерии одного из новосибирских заводов.
— Не имею такой привычки — подхалимствовать, — с достоинством отозвался Федор. — Только на военной службе меня учили соблюдать форму. А несоответствие знаков различия званию есть несоблюдение формы.
— А ты не пугай, не пугай, еще не старшина, — отшутился я. — Лучше дай умыться.
А все же было приятно, что петлицы «потяжелели» на одну шпалу.
На КП меня поджидал заместитель начальника штаба по разведке. Ничего утешительного он мне не сообщил. Пройти в тыл врага разведчикам не удалось, взяли ефрейтора из боевого охранения. На допросе тот показал, что, судя по шуму моторов, танков в тылу много, но, сколько их, к какой части принадлежат, ему было неизвестно. Оно и понятно: что может знать пехотный ефрейтор с передовой линии, кроме своего окопа?
Представились командиры артиллерийского дивизиона и танкового батальона, прибывшие, как и обещал командующий, к утру. Я направил их к Бисярину, он указал им место дислокации.
Ровно в восемь часов утра над позициями бригады появились «лаптежники», загремели выстрелы зениток, забухали разрывы бомб, затем, как и в предыдущие дни, двинулась в атаку лавина танков в сопровождении пехоты. Теперь главный удар приходился по центру, в стык 2-го и 3-го батальонов. Всего на нас шло около полусотни танков в сопровождении двух полков пехоты. Это были, по-видимому, ударные силы танковой дивизии. Но теперь на сердце не было той лихорадочной тревоги, какую я испытывал в первые дни сражения. Хотя подразделения бригады заметно поредели, зато каждый из оставшихся в строю бойцов стоил трех необстрелянных новичком. В подразделениях было достаточное количество гранат и бутылок с горючей смесью, пулеметов, минометов, боеприпасов к ним. Главное направление удара противника я прикрыл противотанковыми орудиями, дивизиону Баслыка поставил задачу отсечь пехоту от танков.