Вспомнить будущее

На похороны Михаила я прибуду. Прошу забронировать мне на период с 25 по 27 мая включительно приличную гостиницу не дороже ста пятидесяти евро за ночь, а также, по возможности, организовать в нее трансфер из аэропорта. Я прилетаю в Шереметьево, терминал Д 25 мая рейсом Аэрофлота в 17.30 Мск. Ваши расходы по встрече и бронированию гостиницы я обязуюсь компенсировать.

За строками письма вставал довольно мелочный, прижимистый бюргер, считающий каждый евроцентик. О том свидетельствовало, к примеру, замечание о компенсации расходов. И сроки пребывания в городе его юности и зрелости, ограниченные тремя днями и двумя ночами. И то, что он просил отель не дороже ста пятидесяти евриков, да еще притом надеялся на приличный – сочетание, трудно исполнимое в баснословно дорогой российской столице. Бытие, безусловно, определяет сознание. Похоже, Юрий Степанович успел за двадцать четыре года превратиться в скаредного Герхарда. А может, я обозналась? И приезжает и впрямь деловой партнер Шмидт?

Его просьба о трансфере оказалась мне на руку. Встретить господина Шмидта я планировала сама. Всего две ночи в городе – мне следовало торопиться. Я не могла ждать и рассусоливать. С первых шагов Юрия Степановича Нетребина по российской земле мне следовало брать инициативу в свои руки. И я надеялась, что он поведется на денежную приманку и предпочтет не платить за сумасшедшие московские лимузины, а с удовольствием воспользуется моими услугами как частного извозчика.

И вот я встречала его в толпе таксистов и родственников в зоне прилетов в терминале Д. Как простой шофер, я скромно держала в руках табличку «Г. Шмидт».

Отель я заказала под названием «Измайловский парк», неподалеку от одноименного парка. В Москве полно пробок, ехать до гостиницы мы будем долго. Времени поговорить хватит. И подружиться, я надеюсь, тоже.

Данилов

Мы валялись с Варей в кровати и лениво разговаривали. И она была моей. Нет лучше момента, чтобы понять, что девушка принадлежит тебе, и возгордиться этим, и возрадоваться – чем лениво и доверчиво болтать с ней обо всем в постели. Вранье, что эти моменты любят только девушки, а мужики – фу, неотесанные мужланы! – сразу после того, как получат свое, засыпают. Настоящие мужчины не засыпают. Я, во всяком случае, не засыпаю.

– А ты знаешь, что, по утверждению Нетребина, – словно бы между делом спросила Варя, – ты – вымирающий тип?

Я вскинулся.

– Нетребина? Какого Нетребина? – Я вылупился на нее.

– Отца человека, которого убили на бульваре, – терпеливо молвила она. – Нетребина Юрия Степановича. Юрий Степанович был ученым, изучал в том числе экстрасенсорные практики. И один из постулатов его диссертации – до сих пор, между прочим, не рассекреченной – заключается в том, что сверхчувственное восприятие раньше было свойственно всем людям, а потом потихоньку, в ходе эволюции, отмерло как лишнее, мешающее.

– Ничего себе мешающее! – воскликнул я. – Столько преимуществ! Знать, когда и откуда на тебя враги нападут.

– Я думаю, твоим предкам с третьим глазом девчонки в шкурах просто не давали. Слишком много вы о нас знаете. Страшно.

– И тебе со мной страшно? – Я накрыл ее сверху рукой.

– Еще как, – пропищала Варя.

А потом, после новой порции ласк и возни, сперва шутливой, а после вовсе нешутейной, я спросил Варю, а что она вообще знает о Нетребине. И она мне рассказала. И о двоюродном его дедушке Артеме Ивановиче, казненном в сороковом. И о его брате Степане Ивановиче, создателе препарата «икс», умершем в шестьдесят четвертом. И о сыне Юрии Степановиче, руководителе лаборатории, сгинувшем под снежной лавиной в восемьдесят восьмом.

Кое-что об этом я уже знал от вдовы Михаила Юрьевича, но признаваться в этом Кононовой не стал.

– Ты, Варя, – с улыбочкой сказал я, – прям специалистом стала по Нетребиным. Настоящий нетребовед в штатском. Точнее, в данный момент, без ничего. – Я погладил ее по груди.

– Руки прочь! – воскликнула она. – А то вымрешь, как мамонт!

– Вот я и спрашиваю, – откинулся я на подушки, – зачем тебе эта семейка?

– А как ты думаешь, отчего я вообще заинтересовалась этим делом?

– Как я понимаю, рабочая версия, которой я придерживался и которая льстит моему самолюбию, больше не катит?

– Какая версия?

– Что ты помогаешь мне просто потому, что я расследую это дело. Из личной симпатии и чтобы сделать мне приятное.

– Ну, разумеется, и поэтому тоже, мой дорогой, – пропела девушка. – Но началось все, должна тебе признаться, с другого.

Она сделала паузу, потому что ждала моего вопроса, и я подыграл – послушно переспросил:

– С чего же, моя дорогая?

– Согласись: для того чтобы быть эффективными, мы не должны ничего забывать.