Вспомнить, нельзя забыть

Хорошо бы встретиться с человеком
На большом океанском пароходе;
И поговорить с ним не о войнах,
Не о политике, не о природе,

Не о спорте, интересующем многих,

Не о достижениях двадцатого века
Говорила бы я, встретив в дороге
Удивительного человека.

Ему, встреченному, совсем случайно,

Ему, с которым завтра расстанусь,
Рассказала бы я свои темные тайны
И поведала про великую свою усталость.

И губы, тоской прошлой томимы,

Расцветут потаенными словами
О людях, что были когда-то любимы,
А потом стали моими врагами;

О самом высоком душевном взлете,

О самой последней позорной ступени,
О самой тяжелой грязной работе, —
Когда пухнут руки и дрожат колени…

И снова о людях, о тех, которым

Отдавала тревожные удары сердца,
И о том, как искала тускнеющим взором
Близкого по духу, единоверца.

О том, как злобой душа томилась,

Оттого и бровь изогнулась круто…
Далека от меня Господня милость
В самые несчастные мои минуты.

В моем городе чужие люди,

Среди которых… дышать нечем!
Знаю, что на этом свете не будет
Такого парохода и такой встречи.

5 марта 1932 г.

ЭТО БЫЛО

Ночь темна. Река покрыта льдом,
Тишина безлюдная кругом.
На мосту, у стареньких перил,
Кто-то папироску закурил.

И взбрело же в голову ему, —

Верно, сам не знает, почему,
Прибежать, забыв ночной покой,
В полночь на свидание рекой.

Незнакомец, ты сошел с ума?

Ведь теперь не лето, а зима!
Подсмотрели сумрак и мороз
На ресницах капли крупных слез…

Это уж совсем не по-мужски

На мосту заплакать от тоски.
На морозе плакать и курить?
«Господи, невыносимо жить…

Господи, немыслимо терпеть!

Лучше бы скорее умереть»…
………………………………………………
Человек стоял возле перил
И шептал, и плакал … и курил.

Бедствия душевного сигнал —

Огонек во мраке догорал.
Папироса кончена. Домой.
Это было ночью и зимой.

13 декабря 1933 г.

ОСЕНЬ