Вспомнить себя

Из большого магазина женской одежды, который теперь именовался, как и вся эта распроклятая жизнь, чужеземным словом «бутик», неизвестно что обозначавшим, вышли две девушки. Обеих Валентина хорошо знала. Одна была Олеся, соседская девчонка, за последнее время быстро как-то вытянувшаяся и похорошевшая, модная такая блондиночка, дочка Анны Александровны, по-соседски — Нюры. А вторая — ее давняя подружка Наташа, милая, худенькая девчонка с рыжими кудрями. Ну конечно, из двух подружек одна должна разительно отличаться в лучшую сторону. Закон жизни, вздохнула Валентина, вспомнившая, что и сама когда-то, будучи уже замужем, бегала в неказистых подружках у той же Нюрки… Это Сашка с Сережей уверяют, что она была красавицей, сама Валентина так не считала — обычная девушка, каких миллионы…

Она машинально догнала девушек, услышала обрывок разговора. Олеська говорила довольно громко, будто желала привлечь внимание посторонних, знакомая манера…

Между прочим, Олеська тащила в обеих руках три здоровенных пакета, а у Наташеньки был всего один, да и тот больше похожий на выходную женскую сумочку, куда вмещались разве что пудра, маленький пузырек духов, носовой платочек да еще тушь для ресниц, как вспоминала себя в этом возрасте Валентина.

А разговор-то был любопытный.

— О чем ты говоришь, это же для меня копейки теперь! — небрежно бросила Олеся.

— Алиска, да ты чего? Я ж и за полгода столько не заработаю! Даже если папа в загранку пойдет, ему два месяца придется откладывать, чтоб столько поднять…

— А вот мой Славка — поднял, — с превосходством заявила Олеся. — И никакой загранки. Просто мозгами, сказал он, надо шурупить!

— Так он же в отпуске, сама сказала…

— Никакой не отпуск, ты не поняла. Просто очередные важные дела у него. И отъехал, сказал, ненадолго. И потом, я — женщина! Не мое это дело, своего мужчину о его заработке расспрашивать!..

«Во-во, — подумала Валентина, — вся Олеська в этих словах!.. А в самом деле, что это за бизнес такой, чтоб столько грошей осилить?» Видела Валентина разок того Славика — паренек как паренек. Лет двадцати с небольшим, может, на несколько лет постарше той же Олеськи. И ничего в нем не было заметно значительного, «предпринимательского», как сказала бы она.

— Так он в Москве?! — прямо-таки изумилась Наташенька, для которой Москва, очевидно, еще была вершиной человеческих достижений. — И не вернется?! И ты — к нему?

— Да какая разница, где он, — несколько ревниво и недовольно ответила Олеся. — Важно, что устроиться ему — раз плюнуть… А ты так спрашиваешь, Натка, будто завидуешь мне…

— Да не завидую я… — как-то грустно ответила Наташенька и понурилась.

— Завидуешь, я же вижу! А еще лучшая подруга…

«А теперь они поссорятся, — подумала Валентина Денисовна. — И Олеська будет сама виновата…»

Было жалко Наташу, хорошая ведь девочка, умненькая… Эх, где вы, мужики! Кто б оценил?..

Наблюдать, как девушки поссорятся, ей не хотелось, и Валентина обогнала их. Полуобернувшись, на ходу кинула:

— Здравствуй, Наташенька! И ты, Олеся, здравствуй. Смотрю, с обновками? Ну, поздравляю.

— Здравствуйте, тетя Валя, — почти хором ответили девушки.

— Нюру я видела, а твоя мама, Наташенька, как? Не болеет?

— Нет, спасибо, теть Валя, — ответила Наташа. А Олеся сморщила носик и отвернулась.

Валентина Денисовна прибавила шагу, но услышала за своей спиной, как Олеся недовольно пробурчала:

— Олеся… Тьфу! Никак не отучить этих куриц!.. И мать тоже: «Олесенька!» Алиса я!

— Ну, ладно тебе злиться, они же старые совсем, — попыталась успокоить подружку Наташа. — Их не переучишь…

И так гадко почему-то стало на душе у Валентины Денисовны, будто она нечаянно вступила во что-то постыдное, — в коровью «лепешку» на свежевымытом тротуаре, не меньше…

Ирина Генриховна, вышедшая из такси возле аэропорта Домодедово, огляделась, вспоминая, где тут что расположено. После многочисленных переделок, расширений, реставраций, реконструкций и прочего, что придало старому «Домодедову» вполне европейский вид, она несколько терялась, — давно не улетала отсюда в другие города и страны, все больше из Шереметьева. А теперь ей надо было найти кассы аэропорта и там — старшего администратора. Тому обещал позвонить тот, с кем разговаривал Меркулов. Несколько, конечно, испорченный телефон, но, с другой стороны, в летнюю пору вылететь на курортный юг было всегда, в любые годы, делом весьма непростым. Но Костя, сам и предложивший следом за тетей Валей полететь к Шурке, обещал в этом вопросе всяческую поддержку. Зам генерального прокурора страны — как выражается Шурик, — не фиг собачий! Ах, Шурка, до последней минуты останется босяком и хулиганом…