Мне все более симпатичен был этот пожилой человек, в котором чувствовалась внутренняя целостность и сила духа. Я ощутил, что ему можно доверять, и это внезапно стало твердой почвой. Я почувствовал' под собой материк. С тысячей городов и причудливыми ландшафтами, которые, как мне казалось, я отлично знал. Когда–то. Но только не сейчас. Ведь все это могло быть бредом. Не слишком тяжёлым, но оттого не менее опасным и обманчивым.
То ли лекарство начало действовать, то ли я был действительно очень слаб, но скоро мои веки стали наливаться свинцом.
Засыпая, я кое–как расслышал, что Иванов обратился ко мне с такими словами:
–Думаю, что человек не может обходиться без имени. Не будете возражать, если я пока стану называть вас Сергеем? И давайте перейдем на «ты».
–Принимается… – пробормотал я, и тут же сон, гигантский, как гора, надвинулся на меня. Я больше не летел в бездну, я просто замер в абсолютной неподвижности. Однако на этом материке у меня было место. Принадлежащее только мне. Спасибо старику. На все воля Божья.
Глава 2. КРАСНЫЙ ТУМАН
Мое пробуждение было чудовищно долгим. Густой красный туман не выпускал меня из призрачного пограничья между сном и явью, где реальное казалось иллюзорным, а иллюзорное – реальным. Этот туман к тому же был липким, как грязь на бездорожье. Наконец фантомы кошмарного сна исчезли совсем, реальность заявила о себе со всей определенностью.
Я увидел себя как бы со стороны. Я лежал в незнакомой комнате на кровати; В состоянии абсолютно непонятном. Никогда прежде я не ловил себя на подобных мыслях. Я как–то странно, по–детски разволновался для начала, резким движением попробовал приподняться, точно предупреждая опасность. Но адская боль в ребрах остудила мой легковесный порыв. Осторожность и некоторая рассудительность стремительно вернулись ко мне.
Что–то стягивало мне грудь, не давая глубоко дышать, и невидимой крепкой цепью сковало движения. Кое–как освободившись от одеяла, я был внезапно поражен, увидев на себе широкую полосу тугой бинтовой повязки. Руки тоже были забинтованы. Я медленно поднес их к лицу, запах каких–то мазей и йода буквально ошеломил меня. Кое–где на повязках я заметил бурые пятна крови, но это уже не произвело на меня особенного впечатления. Довольно смутно, но я вспомнил, каким образом оказался здесь, и это придало мне чуточку спокойствия и уверенности.
Я пытался понять свое состояние, но не мог. Внутри моего «Я» зияла пустота. Да, именно серебристая холодноватая пустота вернее всего определяла его. Я был опустошен, как гнилой орех. Такие понятия, как «раздавлен», «повержен», подходили мало. Я не знал, кто обошелся со мной таким образом. Но, как физическое тело, я существовал вполне пристойно. Это вселяло некоторую надежду. Чтобы возродиться к жизни, я должен был каким–то неимоверным усилием заполнить пустоту драгоценными крупицами хоть каких–то воспоминаний о прошлом. Не мог же я окончательно превратиться в беззаконную комету, летящую в хаосе и несущую в себе тот же хаос. Я должен вспомнить ключевые события моей прошлой жизни. И тогда завеса будет разорвана. Картины, цвета и запахи, которые могли бы срастись в завораживающее целое, наверняка были рассыпаны где–то в глубинах моей памяти, пока наглухо запечатанной, как бутылка с письмом, выброшенная на океанский берег. Я должен был вспомнить все, постепенно или чудесным образом – стремительно. Это внезапно сделалось моей главной задачей. Кажется, я никогда не решал таких. Но мне подумалось вдруг, что и раньше приходилось сталкиваться с малоразрешимыми проблемами. С какими? Когда? Где? Ответа не было. А от него зависела дальнейшая моя судьба. Мне вовсе не улыбалась перспектива навсегда остаться человеком без имени, без прошлого.