Вспомнить всё

Учуяв поблизости какую-то мелкую ползучую тварь – то ли слизня, то ли улитку, Билл Келлер тут же нырнул в ее тельце… и просчитался: тварь оказалась незрячей. Да, наружу он выбрался, однако ни видеть, ни слышать не мог. Мог только двигаться.

– Пусти обратно! – охваченный паникой, окликнул он сестру. – Гляди, что ты наделала! Не туда меня пересадила!

«И наверняка нарочно», – подумал он про себя и двинулся вперед.

В поисках Эди он полз дальше и дальше.

«Вот потянуться бы… потянуться бы вверх, – размышлял он, однако тянуться кверху ему, за полным отсутствием конечностей, было нечем. – Кто я теперь, после того, как оказался снаружи? – гадал он, тщетно стараясь подняться повыше. – Как там называются эти сияющие штуковинки там, наверху… крохотные огоньки в небе? Смогу ли я увидеть их, если у меня нет глаз? Наверное, нет, не смогу».

Так он и полз, то выгибаясь вверх, приподнимаясь как можно выше, то распрямляясь и оседая книзу, полз, полз… ничего большего жизнь после рождения, жизнь во внешнем мире, ему не принесла.

Тем временем Уолт Дэнджерфилд несся по небу в кабине спутника – несся, хотя на самом деле неподвижно сидел за столом, подпирая ладонями голову. Боль внутри разрасталась, крепла, поглощая его, до тех пор пока в его жизни, как и много, много раз прежде, не осталось ничего, кроме боли.

«Сколько же я еще протяну? – мысленно спрашивал он. – Сколько еще проживу?»

Увы, ответить на этот вопрос было некому.

Охваченная сладкой дрожью восторга, Эди Келлер взирала на дождевого червя, неторопливо ползущего по земле у ее ног. Брат в нем, внутри, это она знала точно.

Знала точно, так как в ее животе теперь обреталось сознание червяка.

– Бу-у-ум, бу-у-ум, бу-у-ум, – монотонно бубнил червяк в такт своим примитивным, невзрачным биологическим процессам.

– А ну, прочь из меня, червячишка! – захихикала Эди.

Что, интересно, червяк думает о новой жизни? Наверное, ошеломлен не меньше Билла…

«Однако за ним приглядывать нужно, – сообразила она, вспомнив про брата в теле ползучей твари, извивающейся на земле, – не то уползет, потеряется».

– Билл, а Билл, – сказала девочка, нагнувшись над червяком, – знаешь, какой ты чудной? Розовый, длинный. Чувствуешь?

«Надо было его в тело другого человека пересадить, – подумалось ей. – Как же я не подумала? Тогда все стало бы как положено, у меня появился бы настоящий братик, не внутри, а снаружи, и я бы играть с ним могла».

С другой стороны, тогда в ее животе поселится новый, чужой человек, а такое, наверное, не слишком приятно.

«Кто же подойдет? – призадумалась Эди. – Один из мальчишек, школьных знакомых? А может, взрослый? Скажем, мистер Барнс, наш учитель. Или, к примеру…»

Хоппи Харрингтон. Тем более что Билла он боится до смерти.

– Билл, – заговорила она, опустившись на колени, подобрав дождевого червя, зажав его в кулаке, а кулак приложив к боку, к твердому комку в животе, – погоди, послушай, что я придумала. Полезай поскорее обратно. Быть червяком тебе все равно не понравится: веселого в этом мало.

– Ты… ты… ненавижу! – вновь зазвучал в голове голос брата. – Никогда не прощу! Посадила в слепую тварь без рук и без ног!.. Что я такой могу? Только ползти, сам не зная куда!

– Да, вижу, – откликнулась Эди, раскачиваясь из стороны в сторону, по-прежнему сжимая в горсти сделавшегося ненужным червя. – Послушай, Билл… ты про мой план слышал? Хочешь, мы с тобой так и сделаем? Давай я подберусь к Хоппи Харрингтону поближе, и… Будут у тебя и глаза, и уши, станешь совсем настоящим, как остальные, как все, кто снаружи!

– Страшновато…

– А я хочу! – не прекращая покачиваться, отрезала Эди. – Идем, Билл. Идем, добудем тебе глаза и уши. Немедленно!

Билл не ответил ни слова, устремившись мыслями прочь от нее и ее мира, в края, куда не дотянуться никому, кроме него одного. Ушел болтать с этими вшивыми, мерзкими древними мертвецами. С какашками окаменелыми, безжизненными, скучными, не знающими ни игр, ни веселья.

«Не поможет, Билл, не поможет, – подумала Эди. – Я уже все решила».

Нащупывая ногами тропинку, ведущую к подножию холма, Эди Келлер в ночном халатике, в тапочках, семенила вниз сквозь ночную тьму, спешила к дому Хоппи Харрингтона как только могла.

– Хочешь, чтоб вышло по-твоему, поторопись! – кричал Билл в ее животе. – Он уже знает о нас… умершие… умершие так говорят! Предупреждают: нам обоим грозит опасность. Только бы поскорей подобраться поближе, а там я притворюсь кем-нибудь из мертвых и опять страху на него нагоню. Мертвых он боится до дрожи в коленках, для него умершие – все равно что отцы, целая уйма отцов, и…

– Помолчи, – оборвала его Эди. – Дай подумать.

Заплутав в темноте, она потеряла тропинку, тянувшуюся сквозь дубовый лесок на склоне, остановилась, перевела дух, огляделась. Как назло, мутноватый, тусклый свет ущербной луны сориентироваться не помогал.

«Кажется, тут налево, – подумала она. – Налево и вниз. Только бы не упасть… шум и треск Хоппи услышит точно. Слух у него – о-го-го, даже шепот вдали услышит».

Сдерживая дыхание, Эди осторожно, шаг за шажком, двинулась дальше.