Вспомнить всё

– Вы не могли бы меня навестить? – спросила Рыбус.

– У меня портативных воздушных баллонов нет. Ни единого.

– У меня есть, – оживилась она.

– Но если вам нездоровится, – охваченный паникой, зачастил Маквэйн, – стоит ли…

– Ничего, путь до вашего купола одолею.

– А станция ваша как же? Что, если вам отправят данные, требующие…

– Маячок-пищалку с собой прихвачу.

– О'кей, – выдержав паузу, согласился Маквэйн.

– Понимаете, сейчас мне очень, очень нужна компания. Посидеть с кем-нибудь хоть немного. Провизионщик пробыл у меня полчаса, а дольше задерживаться не мог. Кстати, знаете, что он сказал? На CY30 VI – вспышка амиотрофического латерального склероза[66]. Должно быть, вирус. Вся эта гадость – вирусная. О Господи, как мне не хотелось бы подцепить этот амиотрофический латеральный склероз… ту самую форму, с Марианских островов.

– Он что же, заразен?

Прямого ответа на вопрос Маквэйн не получил.

– Ту форму, что у меня, можно вылечить, – сообщила Рыбус, очевидно, стараясь избавить его от тревог. – Но если по системе гуляет вирус… о'кей, не пойду лучше к вам, потерплю. Прилягу, усну. В моем состоянии рекомендуется спать как можно больше. Поговорим завтра. Всего хорошего.

Кивнув, она потянулась к клавише, чтобы отключить передатчик.

– Ладно, приходите, – неожиданно для себя самого сказал ей Маквэйн.

– Спасибо, – вмиг просияв, откликнулась девушка.

– Только пищалку обязательно захватите с собой. Нутром чую: в центр отправляется куча телеметрических подтверждений…

– А-а, в задницу все эти телеметрические подтверждения! – с неожиданной злобой в голосе оборвала его Рыбус. – Мне до смерти надоело целыми днями торчать здесь, под куполом, чтоб ему провалиться! Вам самому разве не тошно день за днем сидеть сиднем, следя, как крутятся ленточные барабаны, наблюдая за всеми этими стрелками, датчиками и прочим дерьмом?

– По-моему, вам домой лететь самое время, – заметил Маквэйн.

– Ну нет, никуда я не полечу, – возразила Рыбус, несколько успокоившись. – Буду в точности следовать предписаниям МЕД насчет химиотерапии и одолею этот поганый РС. А пока добреду до вас, ужин вам приготовлю. Готовлю я замечательно. Моя мать была итальянкой, а отец из чикано[67], и мне досталась от них привычка сдабривать все блюда кучей острых приправ. Жаль, настоящих приправ здесь не добудешь, но я научилась заменять их разной синтетикой. Долго экспериментировала и коечего добилась.

– А в том концерте, который я приготовил к трансляции, Фокс исполняет собственную версию «Преследовать ли?» Дауленда, – сообщил Маквэйн.

– Это уж не о судебном ли преследовании?

– Нет. «Преследовать» – в смысле «ухаживать». Добиваться расположения. То есть ответной любви, – объяснил Маквэйн, однако тут же сообразил, что его разыгрывают.

– Знаете, что я думаю об этой Фокс? – заговорила Рыбус. – Все ее песенки – сентиментальность, причем вторичная. Сентиментальность худшего сорта, поскольку даже не оригинальна. Розовые сопли двойной перегонки. И лицо у нее – будто бы вверх тормашками. И губы мерзкие, злые.

– А мне нравится, – отрезал Маквэйн, постепенно закипая от злости.

«И я еще должен тебя выручать? – подумал он. – Помогать, рискуя подцепить ту же заразу, чтобы ты и дальше поливала грязью всеми нами любимую Фокс?»

– Приготовлю вам к ужину бефстроганов с лапшой и петрушкой, – решила Рыбус.

– С ужином я и сам прекрасно управлюсь, – заметил Маквэйн.

– То есть вы… не хотите, чтоб я приходила? – неуверенно, с запинкой пролепетала девушка.

– Я…

Однако закончить он не успел.

– Страшно мне, мистер Маквэйн, жуть как страшно, – зачастила Рыбус. – Через пятнадцать минут меня начнет выворачивать наизнанку после внутривенной инъекции невротоксита… но я очень, очень не хочу оставаться одна. И купол бросать не хочу, и в одиночестве здесь торчать – тоже. Извините, если я вас обидела. Просто, на мой вкус, эта Фокс – полная ерунда. Ни слова больше о ней не скажу, обещаю.

– У вас еще… то есть вы уверены, что вам хватит сил на возню с ужином? – в последний момент поправившись, проворчал Маквэйн.

– Сейчас силы у меня еще есть, – заверила его девушка. – Вот дальше будет труднее. Скоро меня слабость накроет, причем надолго.

– «Надолго» – это до каких пор?

– Кто его знает…

«Да ты всерьез умирать собралась», – подумал Маквэйн.

Похоже, это они сознавали с одинаковой ясностью, а если так, к чему лишние разговоры о смерти? Довольно с нее и молчаливого понимания.

«Девчонке при смерти хочется приготовить мне ужин, – размышлял Маквэйн, – а я-то ее ужина и не хочу. Надо бы твердо сказать ей: „нет“, держать подальше от своего купола, но… Ох, это проклятое упорство слабого! Жуткая силища: ведь сильному дать под дых куда проще!»

– Спасибо, – сказал он вслух. – По-моему, поужинать вместе – прекрасная мысль. Только по пути сюда обязательно оставайтесь на связи. Чтоб я был уверен: с вами все о'кей. Обещаете?

– Ну… да, разумеется, – с улыбкой ответила Рыбус. – Иначе найдут меня там, замерзшей среди кастрюль, сковородок, всяких продуктов и синтетических приправ лет через сто. А ведь у вас есть портативные баллоны с воздухом, не так ли?