Вспомнить всё

Девять утра. Можно спуститься в офис Эла Ньюкама и узнать, сидит ли Чистюля в квартире и молча ждет своей участи или уже выселена. Ее выселяют, потому что весь дом — пятьдесят шесть квартир — превратили в кооператив. Извещения пришли четыре месяца назад, и почти все жильцы переехали. Сто двадцать дней — либо выкупай жилье, либо освобождай помещение. В «Саут-Оранж инвестментс» обещали выделить на переезд по двести долларов. Все в рамках закона. Жильцам дано право на преимущественный выкуп арендуемой квартиры. Я-то свою выкупаю. И остаюсь. За пятьдесят две тысячи долларов я смогу наблюдать выселение сумасшедшей Чистюли, у которой пятидесяти двух тысяч долларов не оказалось. Зря я все-таки не переехал.

Спустившись к газетному автомату, покупаю свежий выпуск «Лос-Анджелес таймс». Девушка, перестрелявшая детей во дворе школы, потому что «терпеть не могла понедельники», признала свою вину. Значит, скоро выпустят на поруки. В сущности, она открыла стрельбу по детям от безделья. Сегодня опять понедельник, ей — в суд, в нелюбимый-то день. С ума все посходили. А я чем лучше? Для начала вряд ли моя квартира тянет на пятьдесят две тысячи долларов. Остаюсь я, потому что, во-первых, переезжать страшно — меня пугает новое; во-вторых, потому что ленив. Да нет же! Мне нравится дом, здесь я ближе к друзьям, магазины, в которые люблю ходить, тоже рядом. Я прожил здесь три с половиной года. Дом — хороший, надежный, с автоматическими воротами и ригельными замками. У меня две кошки, им нравится гулять в огороженном дворике, не опасаясь собак. Возможно, меня за глаза называют Кошатником. Все разъехались, а Чистюля с Кошатником, ишь ты, остались.

Мне не по себе, потому что я знаю: единственная разница между мной и сумасшедшей Чистюлей — деньги на моем счету. Наличие у человека денег — официальное доказательство его душевного здоровья. Чистюля, возможно, тоже боится переезжать и ничем от меня не отличается. Ей не хочется оставлять место, где она прожила несколько лет, занимаясь своими делами. Чистюля постоянно гоняет стиральные машины и центрифуги, стирая и перестирывая белье. Там я ее и встретил — спустился в моечную, а она торчит у машин — сторожит свои тряпки. Почему она не смотрит на людей? Почему отворачивается? Сдается мне — это от ненависти. Она всех и каждого ненавидит. Попробуйте представить себя на ее месте — вокруг сплошь ненавистные вам люди. Как, должно быть, ей страшно! Обводит взглядом квартиру, ждет стука в дверь, смотрит на часы и все-все понимает!

В Лос-Анджелесе — городе от нас на севере — превращение арендованных квартир в кооперативные заблокировал местный совет. Победили квартиросъемщики. Победа нешуточная, но Чистюле от нее проку мало. В округе Оранж всем правят деньги. Беднота — мексиканцы — живут на востоке, в трущобах. Когда автоматические ворота открываются, чтобы впустить машину, женщины-чикано иногда заскакивают внутрь с корзинами грязного белья, чтобы попользоваться нашими стиральными машинами — своих у них нет. Жильцов дома это бесило. Если у человека есть немного денег — достаточно, чтобы позволить себе квартиру в современном автоматизированном доме с системой безопасности, — его многое бесит.

Пора навести справки, как обстоит дело с выселением Чистюли. Глазея на ее окна, ничего не узнаешь — шторы у нее всегда задернуты. Спускаюсь в офис поболтать с Элом. Однако Эла нет на месте, офис заперт. Тут я вспоминаю, что Эл на выходные уехал в Сакраменто за какими-то важными юридическими бумагами. Выходит, не вернулся еще. Не будь Чистюля сумасшедшей, я мог бы постучать к ней в дверь и спросить у нее самой. Но в том-то и загвоздка — любой стук в дверь ее только напугает. Что с нее взять — больной человек.

На полпути я останавливаюсь у фонтана, построенного фирмой-застройщиком, любуясь на горшки с цветами, которые они здесь понаставили. Дом действительно преобразился. Раньше двор был похож на тюремный. Теперь у нас как в парке. Застройщики потратили немало денег на покраску, благоустройство и новые ворота. Фонтаны, цветы, остекленные двери… а Чистюля все равно не кажет носу из квартиры, ждет, пока за ней придут.

А может, прилепить к ее двери записку? Что-нибудь эдакое:

Мадам, я вам сочувствую и готов помочь. Если вы нуждаетесь в моей помощи, я живу наверху, в квартире С-1.

Как подписаться? Псих, как и вы? Псих, как и вы, но с пятьюдесятью двумя тысячами долларов и проживающий здесь по закону, в то время как вы, начиная с полуночи, занимаете чужую квартиру? Хотя не ранее, чем вчера, ваша квартира была вашей.

Я возвращаюсь к себе, решив написать письмо женщине, которую когда-то любил и теперь увидел во сне. В голове крутятся разные фразы. Одно письмо — и нарушенная связь восстановится. Вот как много силы в моих словах!

Глупости. Ее уже не вернешь. У меня и адреса ее нет. Если постараться, можно, конечно, узнать через общих друзей, но что я ей скажу?