Вспышка

Фриде мог видеть его дугу, протянутую вдоль лимба солнечного шара. Протуберанец представлял собой клочковатую полуокружность из бледных газов, выходящую из границы одного пятна и тонущую в другом. Пока Фриде внимательно изучал его экранный образ, из фотосферы вырвался всплеск ярко-красного пламени. Он вырвался из океана будущих частиц, свернувшись в густой желтый сгусток. Неожиданно сгусток рванулся к вздымающейся дуге протуберанца.

Фриде, не привыкшему к такого рода зрелищам, газовый мост показался ужасающе огромным. Находясь в столь непосредственной близости, астрофизик мог даже разглядеть его переплетения, впадины и бугорки на поверхности. Внутри огромной трубы сходились течения и противотечения, выбрасывавшие сгустки свободных газов, почти моментально сгоравших в перегретой атмосфере короны.

— Джели! — Фриде нажал кнопку селектора. — Приди, пожалуйста, на секунду!

— Что случилось? — в тоне жены слышались едва различимые нотки недовольства. — У меня все руки в соде.

— Я обнаружил протуберанец!

— М-м… а ты разве собирался его отыскать? Я имею ввиду солнечные пятна и все такое прочее?

— Но он просто огромен!

— Да, тогда наверное, и пятно должно быть немаленьким.

— Дорогая, ты совершенно не романтична!

— Ты абсолютно прав, мой дорогой. Я как раз собиралась пойти в гидропонный процессор и проверить его содержимое.

— Так ты не хочешь его увидеть?!

— Милый, занимайся своим протуберанцем, а я займусь готовкой.

— Ты много потеряла, — сказал Фриде, но его жена уже отключила интерком.

Интересно, а как будет выглядеть этот феномен при пан-спектральной эмиссии? Фриде пришло в голову, что это пятно, о котором он уже думал, как о своей собственности, можно было различить даже при полном солнечном свете.

Доктор распустил ремни, привязывавшие его к креслу и позволил невесомости унести его к самому куполу обзорной кабины. Сейчас лицевая часть «Гипериона» была повернута к диску звезды, и Фриде знал, что если опустить поляризующие фильтры, то Солнце предстанет перед ним во всей красе.

Естественно, Солнце не будет светить ему в лицо со всей силой, поскольку такое излучение неминуемо убьет его. Темный экран перед глазами ученого был сделан из термостойкого стекла двойной прочности, с теми же промежуточными слоями фреонового гелия, как и в других отсеках корабля. Солнечный жар не сможет его испепелить, поскольку контроль за поляризацией купола, представлявшей собой искусно сплетенную сеть жидких кристаллов, осуществлялся собственной экспертной системой, не похожей на радужную оболочку глаза. Фотометры отбирали необходимый видимый спектр, а кристаллы задерживали избыточный свет, могущий оказаться губительным для кожи и глаз, так что ученый был надежно защищен. Отбрасывая в сторону частности, можно было без преувеличения сказать, что Фриде смотрел на Солнце настолько пристально, насколько мог себе позволить.

Доктор повернул рукоять.

Скручивание!

Вращение!

Сгущение!

Разрыв!

Газовая трубка, в которую угодил плазмот, уже успела накопить десятки тераватт потенциала внутри канала. Чем сильнее становился поток, тем более нервно чувствовал себя плазмот, поскольку избыток кинетической энергии начинал сказываться на его ионной структуре.

Помимо постепенного структурного истощения, плазмота заботило иное. Ему некуда было податься, не с кем переговорить, и не было ни малейшего шанса на улучшение положения. Он будет просто болтаться в вышине, пока на солнечной поверхности не произойдет какое-либо событие.

На мгновение ему закралась в голову мысль отцепиться от внутреннего течения и соскользнуть вниз. Возможно, ему удастся вернуться в фотосферу вместе с нисходящим потоком.

Однако плазмот чувствовал, что это будет означать его конец. Края трубы терялись в черноте магнитного шторма, о котором он тщетно пытался предупредить своих собратьев, и который по-прежнему бушевал в солнечной атмосфере. Падая, плазмот мог запросто угодить в самый центр огромного холодного бассейна нисходящей газовой колонны, которая являлась аномалией на фоне восходящих жарких ячеек фотосферы. Сравнительно холодные газы увлекут его вглубь конвекционного слоя на пол-пути к ядру, где никогда не был ни один плазмот. На дне колодца его могут испепелить термальные энергии.

Стоило рисковать лишь в случае, если плазмоту удалось бы доплыть до одной из стенок бассейна и отыскать восходящий поток. Это было бы возможно, если бы ячейка не превосходила шириной те восходящие колонны фотосферы, которые плазмоты избрали своим обиталищем. Однако бассейн мог оказаться шире их в сотню раз, и тогда плазмоту грозит участь быть заживо погребенным в холодных глубинах.

Плазмоту было не на что надеяться, и он был бессилен предпринять что-либо, безучастно подсчитывая витки газовой трубки и пытаясь приноровиться к невероятным по внутренней силе сгустками энергии.

Плазмот потерял счет времени, когда внезапно почувствовал изменения. Грохочущая газовая трубка внезапно затихла, а скорость снизилась. Начался какой-то новый этап. Газовый мост рухнул прежде, чем плазмот успел сообразить, что же, собственно, происходит.