Князь улыбнулся. Это прежде всего касалось его собственного удивительного дворца, откуда он только что выехал. Даниловский дворец представлял собой четыре соединенных вместе здания и был выполнен в стиле барокко. По форме он напоминал гигантскую букву «С», открытые стороны которой переходили в не менее огромный круглый двор, в то время как замкнутая сторона выходила на величественную Неву, каждую зиму покрывающуюся твердым как сталь льдом. Пять этажей дворца были выкрашены, оштукатурены и украшены желтым и оранжевым орнаментами, а настоящей гордостью были три массивные квадратные башни: по одной на концах буквы «С», а третья – на украшенном колоннадой изгибе, выходящем на Неву. Все башни венчались великолепными архитектурными группами из пяти позолоченных куполов в форме заостренных луковок. Какие из величественных зданий Парижа могли соперничать с ним, особенно если представить его поочередно то в пестром калейдоскопе сменяющих друг друга солнечных и дождливых летних дней, то в зимнюю вьюгу или в те, хотя и редкие и потому еще более драгоценные, зимние дни, когда гнетущее монотонное уныние рассеивалось и небо становилось серебристо-голубым, отчего закутанный в снежное покрывало дворец так ослепительно блестел на солнце, что, глядя на него, невольно хотелось зажмуриться? Или в такие дни, как сегодня, когда в ранней черноте арктического неба над ним, подобно кораллово-аметистовому ожерелью, переливается радужными огнями северное полярное сияние.
Ничто. Ничто на земле не могло сравниться с Санкт-Петербургом, особенно сейчас, в январе, когда «сезон» 1914 года обещал быть просто великолепным. Сезон начался неделю назад, в день Нового года, и продолжится до самого Великого поста.
Князь уже собирался убрать палец и опустить штору на место, как вдруг коляска резко остановилась, и его едва не выбросило с мягкого сиденья.
Он выпрямился и мысленно сделал себе заметку выговорить кучеру, когда они прибудут на место назначения, коим была ювелирная империя Карла Фаберже. Со своими прочными вздымающимися ввысь гранитными столбами и богатой атмосферой византийского изобилия это был настоящий рай для воров – рай из блестящего золота, сверкающих драгоценных камней, ослепительного серебра и мерцающей эмали. Князь решил самолично забрать подарок для супруги ко дню ее рождения. День рождения был через два дня, девятого, а поскольку она бесстрашно начала курить длинные узкие черные турецкие сигары, он приказал изготовить специально для нее изящный портсигар из полупрозрачной дымчато-розовой эмали, края которого с обеих сторон должны были украшать ряды горящих огнем яхонтов. Но подарок был не единственной причиной, по которой князь решил почтить магазин своим присутствием: он хотел еще купить какую-нибудь готовую безделицу – бриллиантовую побрякушку или браслет с изумрудами или рубинами – для своей любовницы Татьяны Ивановой.
Татьяна Иванова была королевой санкт-петербургской сцены. Она компенсировала недостаток драматического дарования незаурядной красотой и огненным темпераментом, причем ее экстравагантные костюмы усиливали и то и другое. Во время их последнего свидания князь несколько переусердствовал в любовной игре и поранил один из ее сосков. Не то чтобы он намеренно причинил ей боль. Это вышло случайно. Но она кричала так, как будто ее режут, и вышвырнула его вон, пригрозив рассказать всем, какой он садист и ублюдок.
Этой безделицей он умиротворит ее и купит ее молчание. Однако все же князь решил, что с его стороны будет благоразумнее подыскать себе новую любовницу. Рано или поздно он дождется от Татьяны неприятностей. Ему надоели и ее угрозы, и она сама.
Санный экипаж по-прежнему стоял на месте. Раздраженный сначала резкой остановкой, а теперь еще и задержкой, князь потянулся к украшенному кисточкой шнуру, соединенному с колокольчиком за спиной кучера. Звонить не потребовалось: раздался стук в дверь.
Он раздвинул занавески и выглянул наружу. Стучал один из его тепло укутанных лакеев, из носа которого при дыхании струйками вырывался белый пар, а на золотых пуговицах массивного синего пальто был выгравирован герб Даниловых.
Князь Данилов тихо выругался и слегка опустил окно.
– Ну что там? – спросил он сердито, сразу же пожалев о своем тоне. Это было на него не похоже; его с ранних лет учили обращаться со слугами если и не с минимальным уважением, то, по крайней мере, вежливо. Он понимал, что его раздражительность отражала его собственное растущее недовольство Татьяной.
– Извините, ваша светлость. Впереди перевернулась повозка и загородила проезд. Не прикажете ли развернуться и попробовать проехать другой дорогой?
– Узнайте, надолго ли это. И выясните, кто они и нет ли пострадавших.
– Слушаюсь, ваша светлость. – Лакей поклонился. Этикет запрещал ему поворачиваться к хозяину спиной, поэтому он отступил на несколько шагов назад и отвернулся, только когда его начищенный до блеска сапог коснулся высокого сугроба. Затем он поспешил к месту происшествия.
Князь до конца опустил окно и высунул голову в ледяную мглу.