САМЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ ЭКСПОРТНЫЙ ТОВАР ИЗРАИЛЯ ВЫРАЩЕН В КИБУЦЕ
Утро. Двадцать две минуты десятого. Первый день кинофестиваля, который продлится две недели.
Как всегда в это время года, Канн был охвачен безумием. Вестибюль отеля «Карлтон» превратился в настоящий ярмарочный городок, где над головой развевались знамена, рекламирующие различные фильмы. Голова шла кругом от всевозможных рекламных афиш, размещенных на выставочных стендах, снаружи вдоль набережной Круазетт реяли флаги всех стран, а тротуары были заполнены толпами людей. Растянувшаяся на несколько миль вдоль широкого, обсаженного пальмами проспекта Корниш, дорожная пробка своими разъяренными автомобильными гудками напоминала симфонию в духе манхэттенской безысходности. Город был отдан на растерзание киношникам и на протяжении последующих двух недель превратился в рынок по заключению дорогостоящих сделок покупки, продажи и бартеру, а также подписанию договоров о финансировании. Воздух был напоен изысканными запахами, а по лазурному небу в сторону Италии плыла череда легких облаков.
Дэлия стояла на отведенной под завтраки террасе отеля «Карлтон», чувствуя себя загнанной в угол жужжащим и щелкающим роем камер, которые медленно надвигались на нее, подобно какому-то стоглазому чудовищу. Микрофоны со своими щупальцами были так близко, что, казалось, еще чуть-чуть – и она лишится эмали на передних зубах. За дорогими «роллейями», «лейками», «никонами» и видеокамерами репортеры являли собой одну нетерпеливую нечеловеческую массу.
Она пробежала пальцами по волосам и покачала головой. Ее блестящие, черные как смоль, роскошные волосы были причесаны на прямой пробор и свободно ниспадали на плечи, завиваясь в шикарные локоны, как у мадонн на полотнах Мурильо. Но ее изящное овальное лицо было живым, и блеск в глазах был решительно непохож на взгляд мадонны, а искры негодования придавали ее чертам особую фотогеничность. На ней была блуза с расшитым бисером, плотно облегающим лифом цвета морской волны. Широкая алая кожаная юбка с огромным бантом гармонировала со свободными, ручной работы, сапогами из мягкой кожи на высоких каблуках, которые увеличивали ее и без того внушительный рост.
Хотя внешне она была воплощением изысканности и самообладания, на самом деле едва сдерживалась, чтобы не взорваться. В эту минуту Дэлия Боралеви являла собой крайне разгневанную и раздраженную кинозвезду.