Вспышка страсти

При моем появлении два бизнесмена прекратили разговор, молодой бармен просиял, но англичанин, который, обхватив рукой стакан, сидел на табурете у дальнего закругления стойки, даже не поднял голову. Сев от него на расстоянии, я заказала водку с тоником. Обычно я не пью, и можно было только гадать, какой эффект произведет водка после вина и моих таблеток. Мне подали заказ, и бармен отпустил несколько добродушных шуток, которым я улыбнулась, но отвечать не стала. Мне хотелось говорить только с англичанином. Быть может, я поступила неправильно, заказав водку. Быть может, его интересуют только приличные девушки, которые не сидят в барах, будь это даже бары пятизвездочных отелей. Наконец, оторвав взгляд от стакана, Браун взглянул на меня. Я почувствовала, как меня обдало жаром, и с большим трудом сдержалась, чтобы не посмотреть на него в ответ. Англичанин заказал себе еще порцию спиртного – виски со льдом, но я чувствовала, что он продолжает смотреть на меня. Продержавшись, насколько хватило сил, я все же подняла голову и, позабыв о своих недавних намерениях, произнесла:

– Для этого времени года здесь очень тихо, не правда ли?

– Да. – Его взгляд, встретившийся с моим взглядом, потряс меня. – Больше похоже на богатый мавзолей.

– Уже через месяц отель будет заполнен до отказа, а этот бар – битком набит туристами.

На этот раз он улыбнулся, но сдержанность так его и не покинула. Глаза по-прежнему были абсолютно лишены открытости и словно тщательно замаскированы, так что страдание в них не было заметно остальному любопытному миру. Это был прием, которым я сама успешно овладела.

– В то время вы еще будете здесь?

– Нет, я уезжаю в конце недели.

– Хотите еще? – Он кивком указал на мой пустой стакан.

– Нет, благодарю вас. Если не возражаете, я закажу фруктовый сок.

– Апельсиновый сок и скотч, – попросил Браун официанта и, медленно встав со своего табурета, сел рядом со мной.

Между нами пробежал ток, такой сильный и вибрирующий, что, подумала я, англичанин тоже почувствовал его – должен был почувствовать.

– Ты одна? – спросил он и, передав мне сок, бросил лед в свой стакан.

– Да.

– И я тоже. – Он отсалютовал мне стаканом. – Неужели мама не говорила тебе, что нельзя разговаривать с незнакомцами?

– Я и не разговариваю. Обычно.

– У меня такое чувство, – глядя в свой стакан, он задумчиво вертел в нем кусочки льда, – что безопаснее сказать: было приятно познакомиться, и поскорее пожелать тебе спокойной ночи.

– И? – Мое сердце болезненно забилось.

– Вопреки своим лучшим побуждениям я этого не сделаю. – Резкие морщины вокруг его рта слегка смягчились, и снова промелькнул намек на улыбку. – Как тебя зовут?

– Дженни.

– Ты куришь, Дженни?

– Не часто, но сейчас закурю.

Он раскурил две сигареты, и, когда передавал одну мне, наши пальцы соприкоснулись. Между нами словно вспыхнула искра, и я молча напомнила себе, что, если подойти близко к огню, можно сильно обжечься, так что полезнее последовать лучшим побуждениям – просто коротко пожелать ему доброй ночи и уйти спать.

– Я – Джонатан, – представился он, и я осталась сидеть на табурете. – Сегодня утром я видел тебя на площади.

– Почему же не заговорил? – удалось мне выдавить из себя.

– Я не ищу курортных романов. – Он пожал плечами. – А ты?

– Тоже. – Это была правда. Я не искала романа, и в том, что сейчас он уже начинался, не было моей вины.

– Опасно приезжать сюда в одиночку.

– Ты же приехал.

– Я по меньшей мере на десять лет старше тебя и ищу тишины и спокойствия. Друг сказал мне, что именно в этом месте я их найду.

– Я не совсем уверена относительно десяти лет, но тоже хочу покоя.

– Почему? – спросил он, и это был не праздный вопрос.

Ну вот, никуда не денешься. Говорить или не говорить? Что сказал мне доктор Макклур? «Не обязательно мучить себя, рассказывая о своем прошлом каждому новому знакомому. Считай это своеобразной формой эгоизма. Стремись производить впечатление и быть в центре внимания. Вскоре у тебя пропадет желание рассказывать о себе». Я согласилась с этим советом.

– Я прихожу в себя после нервного срыва. Я провела восемнадцать месяцев в частной клинике.

– Сочувствую.

Это было сказано не просто из вежливости, как говорили многие другие. Джонатан знает о том, что такое сочувствие. И не станет расспрашивать. Я с облегчением вздохнула. Я сказала ему только часть правды, и то, что я сказала, не повлияет на отношения, ожидавшие нас впереди. Джонатан Браун не станет избегать человека, чье психическое здоровье нуждается в восстановлении. Я чувствовала это.

– А ты? – спросила я. – Почему ты ищешь мира и тишины?

В мягком свете настенных ламп от меня не укрылось, как он побледнел, а рука сжала стакан так, что побелели костяшки пальцев.

– Прости, – поспешила я исправить свою ошибку. – Мне не следовало об этом спрашивать.

– Почему же? Я ведь спросил тебя. Только у меня ответ не такой простой.

Мой вопрос изменил настроение Джонатана, его лицо застыло и помрачнело. Он не попытался предложить объяснение, и я с болью поняла, что вторглась в запретную зону.