— Мы поначалу ориентировались на их жилища, которые они строят из толстых веток и стволов деревьев, сооружая из них шалаши. Множество таких сооружений их коллеги, работающие в средней полосе России, находили на Вятке, Вишере, в Новгородской области, а также на севере Пермского края и в Коми. Они могут селиться и в заброшенных домах, сараях, благо в России теперь много заброшенных деревень, особенно в глубинке. Иногда, в горных районах, находили стоянки снежного человека в пещерах. Но что удивительно, — с воодушевлением продолжал профессор. — Дикий человек может жить подолгу рядом с деревенской семьей. Был такой случай, в Америке. Снежного человека подкармливал дед, потом познакомил его с внучкой. Они называли его Фоксом. Позже он привел с собой подругу, у них родились двое детей. У одного из них при родах, видимо, была вывернута нога, потом он так и ходил — один след прямо, другой поперек. При жизни внучки в этом доме, родилось у Фокса шесть детей. Всего же потомков было шестнадцать.
— А где они жили? — спросил я.
— Они жили под деревом, за кустами, недалеко от дома. Но это Фокс. Зимой, когда он был еще один, перебирался к ним в подвал, спал на старом куске поролона. Потом, когда появилась подруга, первые дети, они уходили в лес, лишь изредка появлялись.
— Это вы про американского снежного человека говорите?
— Да, про него.
— А про нашего, который сбежал, что-то можете рассказать? Меня сейчас больше он интересует, а не иностранные дикие люди.
— Ну, много чего, — немного обиделся Запольский. — Что вас конкретно интересует?
— Если конкретно, то все, — сказал я. — Как он жил, чем питался. Ну и так далее.
— Ладно, расскажу все, что знаю, — нехотя согласился Запольский. — Только вот… э, я вам мешать не буду?
— Нет, я другими чувствами работаю, уши у меня свободны.
Профессор посмотрел на меня недоверчиво, продолжил.
— Некоторое время мы жили в деревне, недалеко от того места, где были обнаружены следы зверя…
Я перебил профессора.
— Может, его как-то по другому называть, например просто «дикий человек»?
Профессор сморщился, но согласился.
— Хорошо. Так будет правильнее, наверное. По нашим немногочисленным исследованиям, он все же больше человек, тут я с вами согласен. Хоть и дикий. Так вот, на чем я остановился? Ах, да. Нам с трудом, но все-таки удалось местных об этих людях расспросить. Не знаю, был ли наш зверь, э, простите, дикий человек в том числе, про них люди, хоть и нехотя, осторожно, но рассказали и довольно много интересных вещей. Например, что они умеют разговаривать.
— Разговаривать?
— Ну, не совсем так, как мы, конечно. Но, если они долго общаются с людьми, то имеют словарь около двухсот слов местного языка, в нашем случае это коми-пермяцкий. Сам не слышал, не довелось, а местные говорят, что слова у них получаются гортанные и растянутые. При этом используют диалекты давно забытых и даже исчезнувших народностей, обитавших в этой местности. Но вообще, необходимости особой в языке у них нет, потому что они, например, между собой общаются телепатически. И даже иногда с обычными людьми. Между собой же они чаще пользуются вообще простым набором звуков, как большинство развитых животных, таких, как обезьяны, например.
— А для чего им язык? Они что, так много с местным народом разговаривают? Ведь, в принципе, современный человек тоже вполне обходится этими же двумя сотнями слов.
— Это точно, — засмеялся профессор. — Особенно подростки. И словарь у них свой, даже иногда непонятно, о чем говорят!
Я остановился, профессор, задумчиво идущий следом, уткнулся мне в спину.
— Что такое? — спросил он.
— Нет, ничего, — ответил я. — Ниточку потерял сначала, потом нашел. Да вы продолжайте.
— Да, — сказал справа Глеб. — Только погромче! Очень интересно!
— Ну, ладно, — согласился профессор. — Так вот, о языке. Я так думаю, что они все же желают этого контакта, потому что жизнь-то у них — не сахар. Иногда и пожрать даже нечего.
— Да, кстати, а чего они едят-то? — опять спросил Глеб.
— Едят? — профессор задумчиво посмотрел на него. — Вот есть такое изречение: «Скажи, что ты ешь — и я скажу, кто ты». Слышали?
— Ну, слышали, — ответил Глеб.
— В общем, от того рациона, что они предпочитают, я все же склонен сделать вывод, что они больше животные. Потому что очень любят сухой собачий корм, фрукты. А еще вы знаете, часто осенью они приходят к людям и просто нагло и агрессивно требуют еду!
— Как это «нагло»? — спросил Глеб. — Прямо приходят и говорят: «Жрать давайте, люди!»
— Ну, я не знаю как именно, сам не слышал. Но так говорят местные. А еще они нападают на домашних животных — телят там всяких, овец. Я так думаю, леса наши пустеют, животных все меньше, а перед зимой им жир нужно наедать для тепла. Но, что интересно, едят только внутренности — легкие, печень, почки, сердце и так далее. Остальное просто оставляют, отчего людям потом приходится закапывать за ними гниющие трупы.
— Ни фига себе гурманы! — изумился Глеб.
— И как же он ладил с людьми? — спросил я. — Вообще, как они к людям относятся?