Я остановился у двери с номером 24. Все тот же выцветший номерок, тот же старинный пожелтевший звонок. Я уверенно протянул руку к кнопке, но увидел, что пальцы дрожали. Мама взяла меня за руку.
— Ну, давай, — сказала она, — смелее!
Я выдохнул и нажал на кнопку звонка.
Прошла минута или две, но никто не отзывался. Меня от волнения прошиб пот. Неужели же дома никого нет.
Щелкнул замок. Мама сжала мне руку.
— Да успокойся ты! Ведешь себя как ребенок!
— Кто там? — спросили из-за двери. Голос словно из прошлого. Ее голос. Я замер, язык прилип к небу.
— Гостей не ждете? — спросила мама, не дождавшись от меня ответа.
Дверь распахнулась и на пороге появилась она — в белом облегающем халатике. Я как в тумане смотрел на локоны черных волос, красивую тонкую шею, синие глаза. Ноги сами собой подогнулись.
— Господи! — воскликнула Ольга. Удивление в глазах сменилось вспышкой счастливой радости. Она бросилась мне на шею, едва не уронив с лестницы. Мама вовремя поддержала, засмеялась.
— Никита! Боже мой! — шептала Ольга, глаза наполнились слезами. Меня это немного испугало. — Я чувствовала, что ты приедешь именно сегодня! Что ты приедешь…
Я обхватил ее тонкое тело, спрятал лицо в аромате волос. Она уткнулась мне в плечо, что-то радостно защебетала.
Я совсем растерялся, только и смог выдавить.
— Оля…
На помощь пришла мама.
— Ну все, голубки! Еще нацелуетесь! Может в дом запустите?
И, не дождавшись приглашения, обошла нас, прошла в прихожую.
— Сватья! — позвала она. — Ты дома?
— Кто там? — послышался из глубины квартиры знакомый тещин голос. — Оля, кто там… Боже мой! Какие у нас гости! Сватья!
Оля выскользнула из моих объятий, взяла за руку и повела за собой в комнату.
Мама с тещей сидели на диване. Мама плакала, теща ее утешала, гладила по голове, плечам.
— Леша… Господи, как теперь?… Как?
Маргарита Марковна посмотрела на меня, в глазах смешаны испуг и непонимание.
— Что такое, Никита? — обернулась ко мне Ольга. — Что случилось? Я ничего не понимаю!
— Зять! Ну-ка, давай, рассказывай!
Я прошел, сел в кресло напротив, Оля села рядом на спинку.
С чего начать? Как об этом ужасе рассказывать людям, не имеющем даже представления о том кошмаре, из которого мы, теряя самое дорогое, вырвались, лишь чудом оставшись живыми. Благодаря отцу…
Я посмотрел на убитую горем маму, и у самого комок вновь встал в горле, слезы навернулись на глаза. Отец, Глеб, Серый, Маринка, — их лица пронеслись перед глазами. Лица людей, которых больше не увижу, возможно, никогда…
— Никита? — Ольга взяла мою руку в свои ладони.
Я понимаю, что надо быть сильным. Надо вернуться в настоящее. Минуты прошлого, такого светлого и чистого, вновь затянуло черными тучами настоящего, за которыми лишь серыми бесформенными клоками проступал холодный туман будущего…
— Дайте ей что-нибудь успокаивающего, — сказал я чужим голосом, — и положите поспать. Мы не спали всю ночь. Она вся выдохлась. Ей особенно тяжело.
— Может, помыться сначала? — спросила теща. — Вы такие… неопрятные!
— Мы не спали всю ночь, — сказал я. — Пусть сначала отдохнет.
— Я сейчас! — Ольга вскочила, убежала на кухню, вернулась с аптечной коробкой.
— Не то! — сказала Маргарита Марковна, сама удалилась на кухню, принесла початую бутылку коньяка, две стопки. — Давайте-ка лучше вот, чтоб расслабиться. — И налила нам с мамой по полной рюмке.
Мама выпила коньяка, Ольга увела ее в спальню.
Через минуту вернулась.
— Она уснула, — сказала Ольга, подбирая слова. — Она такая… такая…
Подошла ко мне, села рядом, прижавшись всем телом.
— Что произошло с твоим папой, Никита?
— Я не знаю. Очень хотелось бы верить, что он остался жив. Очень хотелось бы, но…
— Давай, рассказывай все с самого начала! — потребовала Маргарита Марковна, налила себе стопку.
— Конечно, — сказал я. И начал рассказывать.
Маргарита Марковна еще налила стопку, внутри потеплело, дрожь прошла. Я старался ничего не упустить, добавлял своих личных переживаний, подозрений, впечатлений.
С каждой минутой моего рассказа их глаза все больше и больше округлялись. Коньяк кончился быстро, и Ольга сбегала на кухню за стаканом воды для своей чувствительной мамы. Но я не мог уже остановиться. Я рассказал все, что скопилось во мне. Мой страх и беспомощность начали уступать место холодному разуму и рассудительности. Я начал верить в себя. В то, что моя роль на этом не закончена, что она в действительности только начинается.
Или, может, коньяк добавил мне пьяной смелости…
Я не помню, как закончил рассказ. Провалился в спасительный сон, оставив Ольгу и Маргариту Марковну совершенно ошарашенными. Просто опустил голову на подголовник и вырубился на полуслове.
Проснулся на диванчике. Видимо, меня переместили спящего на более удобные позиции. Солнце уже перевалило за полдень, и я чувствовал себя гораздо лучше, бодрее. Еще бы в душ сходить.
Я поднялся, прошел в ванную. В коридорчике через закрытую дверь в кухню услышал, как женщины тихо перешептываются, стучит посуда, пахнет чем-то вкусным жареным.