Встань и живи, или Там, где другие тормозят, я жму на газ!

— А кому я должна тебя показывать? Ты хочешь славы?

— Какая разница кому? Все эти годы я жил с тобой, будто меня нет в природе.

— Я просто не хотела никого пускать в свою частную жизнь. И я имею на это право.

— Ты никогда меня не любила! Ты вообще никого не любила, кроме своего покойного мужа. Ты отъявленная стерва! Тебе ничего не нужно, кроме своей работы!

— Я не скрываю, что работа для меня все. Жаль, что ты так и не смог гармонично вписаться в мой мир.

Я действительно из тех людей, кто никогда не вытащит личную жизнь из «кубышки» своего частного пространства, которое я тщательно оберегаю и считаю, что любви напоказ просто не существует и, даже если ее демонстрировать, долго она не выдержит. Зачахнет. Это мое, сугубо личное, и я не собираюсь этим личным с кем-то делиться.

Однажды ко мне обратилось весьма уважаемое издание с просьбой дать интервью и приоткрыть тайну своей личной жизни. Понятно, что никакую тайну приоткрывать я не собиралась, но, чтобы не упустить интервью, согласилась на пиар-роман, предложенный мне моей помощницей. Это был первый и последний пиар-роман моей жизни. Не знаю, как многие пары играют в любовь годами. Ну не умею я врать, хоть убей. Тем более, в последнее время я пропагандирую абсолютную честность. Моим пиар-мужем оказался музыкант неизвестной группы. В моей телефонной книжке он так и числился — пиар-муж. Правда, сейчас запись за ненужностью стерта.

Мы договорились, что я представляю его как своего мужа, которого достаточно долго скрывала, и в любом интервью указываю его фамилию и название группы. Дав пару-тройку интервью в крайне нетрезвом состоянии (о том, что он не может давать интервью на трезвую голову, я узнала только после нашего соглашения), мой горе пиар-муж злился, когда фотографы просили его отойти и не мешать им меня фотографировать:

— Если они еще раз попросят от тебя отойти и не захотят меня фотографировать, я скажу им все, что о них думаю.

— Успокойся, это очень уважаемое издание, и ты не должен себя так вести, — вздыхая, смотрела я, в очередной раз жалея о том, что втянулась в эту игру.

— Я хочу быть на первых ролях, — обиженно твердил он.

После нескольких съемок моя помощница призналась, что с пиар-мужем стало невыносимо общаться, он «поймал звезду» и его «накрыло славой».

«Накрыло славой»… Господи, как же мало нужно человеку для счастья! Меня славой еще не накрыло, да и, уверена, никогда не накроет. Когда нам нужно было идти на совместное светское мероприятие, пиар-муж спросил через помощницу:

— Сколько камер там будет?

Мол, меньше трех не выезжаю. Это была последняя точка. Пиар-муж был тут же отправлен в отставку. О его местонахождении мне больше не известно. Где-то лежит, «накрытый славой». После случившегося ни на какие пиар-романы, а проще говоря, провокации, я не соглашаюсь.

— Я тебя ненавижу! Ты такая… — никак не успокоится мой бывший.

— Какая?

— Тщеславная. Твой удел одиночество. Для тебя не существует мнения, кроме собственного! Тебя распирает самодовольство от того, что ты цинично используешь мужчин. Ты слишком порочна, для тебя нет морально-нравственных устоев. У тебя нет сердца. Когда я с тобой схлестнулся, сразу понял, что вместо сердца у тебя лед. Я этого так не оставлю! Еще никто не обращался со мной подобным образом и не относился ко мне как к использованному шприцу! Ты что, думала, я предмет временного пользования?! Ты взяла на вооружение мужскую линию поведения!

Крики… Я затыкаю уши и всем своим видом показываю, что ЕМУ пора уходить. Просто однажды терпению приходит конец, и ты понимаешь, что не хочешь ничего, кроме свободы. Десять вместе прожитых лет — это немало. Но больше не хочется тащить отношения только на себе, потому что они стали неподъемным грузом.

Глава 2

Сначала мужчины меня любят, а потом ненавидят. Ненавидят за то, что я сильнее любого из них. Мне всегда хотелось встретить мужчину сильнее меня. Наверное, поэтому моя жизнь превратилась в вечный поиск. Я уже не могу быть слабой и никогда никому не покажу своих слез. Я уже давно не боюсь быть одна. Какой бы ни был мужчина рядом, я всегда чувствую внутреннее одиночество, от которого невозможно избавиться и которое нечем восполнить. Я и сама не знаю, как стала такой циничной. Но все же считаю, что позволить себе быть слишком циничной может только сильная личность. Нынешнее время требует цинизма. По-другому не выживешь.

Причинять боль могут не только стервы, такие как я, но «белые и пушистые» девушки, просто стервы более честны с окружающими. В отношениях с мужчинами я всегда боялась стать жертвой и выбирала роль палача. Но… выбрав такую роль, я только усилила свою позицию жертвы.

И все же я привыкла к тому, что в моей жизни нет ничего постоянного. Мне не опасен пожар страстей. Я слишком взбалмошна и уступаю мужчинам в постоянстве. Сначала их заводит моя непредсказуемость, они приходят от нее в дикий восторг, но вскоре начинают меня ненавидеть. Их раздражает все, что когда-то во мне так нравилось, потому что любой мужчина хочет поставить даже самую сильную женщину на колени.