Складывается впечатление, что дискуссия по вопросам языкознания при целом ряде более или менее конкретных тем имела некоторую сверхзадачу. Появление этой работы Сталина большинство советских ученых, в первую очередь гуманитариев, восприняло со вздохом облегчения. Высказанные в ней суждения Сталина избавляли ученых от постоянной оглядки на догмы господствующей идеологии, приспособления к ним в любых случаях.
Например, в 1932 году в «Известиях Академии наук СССР» была напечатана статья В.И. Вернадского «Проблема времени в современной науке». Тотчас последовало резкое опровержение ее основных положений с позиций марксизма A.M. Дебориным. Он обвинил Вернадского в «ползучем эмпиризме», открывающем «двери мистицизму» (сослался, хотя и некстати, на некоторые высказывания Сталина о темпах развития народного хозяйства). И сделал вывод, что «оздоровление научной атмосферы, невиданный настоящий подъем научной мысли возможны лишь сознательным поворотом к философии диалектического материализма».
В ответ Вернадский откровенно заявил: «Я философский скептик. Это значит, что я считаю, что ни одна философская система… не может достигнуть той общеобязательности, которую достигает (только в некоторых определенных частях) наука». «Я как философский скептик могу спокойно отбросить без вреда и с пользой для дела в ходе моей научной работы все философские системы, которые сейчас живы».
Последовали какие-нибудь «организационные выводы» в отношении Вернадского? Нет. А ведь тогда начались репрессии не только в связи с коллективизацией и ее противниками. Прокатилась чекистская операция «Весна», когда арестовали тысячи царских офицеров и генералов, прежде сотрудничавших с большевиками, а теперь обвиненных в стремлении свергнуть существующую власть. Набирала силу кампания против «русских националистов» и «пособников буржуазии». Продолжались репрессии все теми же революционными методами. (Почти все, кто их осуществлял, понесли суровое наказание в 1937–1938 годах.)
Некоторые ученые, в частности из окружения В.И. Вернадского, подверглись репрессиям. Судя по всему, его судьба решалась на самом высоком уровне, и Сталин не дал его в обиду, так же как М.А. Булгакова. Конечно, можно обвинить вождя в том, что он создал репрессивную систему. Но в действительности она возникла — по объективным причинам — значительно раньше, чем он обрел едва ли не самодержавную власть. С середины 1930-х годов он стал все более активно бороться против революционных методов в управлении обществом.
Недруги Советского Союза утверждают, будто Сталин допускал свободу мысли, суждений только для себя и не терпел возражений. Это неправда. По свидетельству многих, кто с ним общался в разные годы и подчас в экстремальных ситуациях (во время Отечественной войны или, как в его дискуссии с Михаилом Шолоховым, в период коллективизации), со Сталиным можно было спорить и он умел учитывать мнения, расходящиеся с его собственным.
Иосиф Виссарионович на старости лет с глубоким огорчением убедился, что научная и философская мысль в СССР находятся под тяжким гнетом окаменевших догм марксизма. Он запретил устраивать дискуссию по вопросам физики, на которой настаивали некоторые марксисты, в частности занимавшийся философией физики А.К. Тимирязев.
Часто говорят, что в СССР были запрещены генетика и кибернетика, готовились запреты на квантовую теорию, специальную и общую теорию относительности. Но следует отличать конкретные научные данные от их толкования. Другими словами — теоретическую и техническую науку от философии науки.
Некоторые фанатики, такие как Т.Д. Лысенко, стремились всеми правдами и неправдами утверждать свои взгляды. Но к генетике в те годы марксисты предъявляли претензии главным образом в связи с философскими обобщениями на их основе, а также из-за распространения идей евгеники — выведения гениев, лучших представителей рода человеческого, путем искусственного отбора, подобно породистым животным. После «разгромного» 1948 года многие отечественные генетики продолжали свои исследования.
Техническая кибернетика у нас всячески поощрялась. Иначе не были бы созданы отечественные ЭВМ, не удалось бы запускать космические ракеты, АЭС, создавать современное вооружение.
Другое дело — попытки некоторых зарубежных ученых и философов (например, Н. Винера или К. Поппера) с позиций кибернетики анализировать общественные явления. Они переходили от науки к политической демагогии, восхваляя «открытое» капиталистическое общество и клеймя «закрытое» социалистическое. Винер, между прочим, воспользовавшись новаторскими идеями А.А. Богданова, основателя теоретической кибернетики и теории систем (по его терминологии — тектологии), не ссылался на них. Вот тебе и представитель «открытого общества»!