Операция эта оказалась несложной. Васька отнес на свое место громадный чемодан и перетянутый ремнями узел женщины и вернулся с маленьким чемоданчиком и черной шинелью, на которой форменные пуговицы были заменены обычными.
— Привык путешествовать налегке, — объяснил он, небрежно забрасывая вещи на полку. — Остальной багаж — малой скоростью.
Он сел напротив Сергея и Григория, рядом с мужчиной лет сорока, который не проронил за все время ни слова, погруженный в чтение какой-то книжки. Васька взглянул на обложку.
— А, Александр Сергеевич, — обронил он небрежно и раскопал в закоулках своей памяти перевранную цитату из Лермонтова. — Прощай, неумытая Россия… Правильный, в общем, мужик.
Сосед глянул на Ваську поверх очков, хмыкнул и вновь уткнулся в книгу. Ваську это нимало не смутило.
— Так, — сказав он, весело потирая руки. — Встреча состоялась, новоселье — тоже. Имею предложение отметить. Горючее за мной, закусь ваша. Идет?
Сергей и Григорий переглянулись. Но напористый колымчанин не стал ждать ответа. Театральным жестом он извлек из внутреннего кармана своего широченного пиджака пол-литра водки.
— Не стоит, пожалуй, а? — нерешительно возразил Григорий. — Неудобно…
— Разговорчики в строю! — весело прикрикнул Васька. — Неудобно штаны через голову надевать и еще кое-что. Хватит жаться, солдатики. Доставай хлеб да сало, а сала мало — выпьем молчком и закусим воротничком. По маленькой не повредит.
— Ну, разве что по маленькой, — неуверенно согласился Григорий. — Если товарищ не возражает, — он вопросительно поглядел на читающего пассажира.
— Какие могут быть возражения, — ответил за него Васька. — Товарищ может изучать классическую литературу на моем месте, а мы столик оккупируем.
— А может, товарищ к нам присоединится? — предложил Сергей.
— Спасибо. Я завтракал, — ответил тот и уступил место за столиком Ваське.
Сергей выдвинул из-под скамейки фанерный чемодан, достал оттуда две эмалирование кружки и завернутый в газету большой кусок сала, которым их снабдила на дорогу мать Григория. Васька надорвал уголок свертка и, довольный, захохотал, хлопнув себя по колену.
— Угадал ведь, а! Это ж, землячки, не закусь, а мечта поэта.
И привычным движением выбил из бутылки пробку.
— Хлеба вот нет только, — развел руками Григорий.
— Минуточку.
Васька встал и направился в другой конец вагона. Через минуту он вернулся с полбуханкой черного хлеба и стаканом.
— Пришлось у старушенции доплату за невыгодный обмен жилплощадью попросить.
Сергею стало неловко.
— Ей, может, самой нужен…
— Полный порядочек! Старушка сегодня уже питалась, а к обеду я ей убытки возмещу. Будь уверен, за Васей не пропадет. Начнем!
— Понемножку только, ладно? — сказал Григорий.
— Слушай, земляк, не смеши публику, — назидательно заметил Васька. — Пол-литра чистой водички, слегка разбавленной спиртом, на три таких лба — это же как слону дробина.
Он поставил стакан и две кружки вплотную друг к другу, с шиком опрокинул бутылку и одним круговым движением вылил ее содержимое сразу в три посудины…
— Вам про погоду или про общество? — Деловито осведомился Васька, когда Сергей и Григорий попросили его рассказать о Колыме. — Ежели про погоду, то я спеть могу: «Колыма, ты, Колыма, чудная планета — двенадцать месяцев зима, остальное — лето…» Не слыхали? Ничего, споете еще. Я, между прочим, по причине той погоды чуть-чуть дуба не врезал. Послал меня начальничек на участок, к разведчикам, потому как они уже трое суток без хлеба сидели.
При мне мешок с харчем, ну и человек один, в порядке личной охраны. Мало ли там кто по тайге шаландается. А я же с мешком… Морозюга под шестьдесят, аж туман стоит, потому как воздух от такой температурки в лед превращается. Ну, идем это мы, я впереди с торбой, а попутчик мой сзади. Идем, помалкиваем. Мороз такой, что не только толковать, а и дышать не хочется. Кругом тихо, словно ты не на земле вовсе, а под водой плывешь. Вдруг из-под самых моих ног как порханет куропатка. Ну, я не то чтобы испугался, а от неожиданности ка-ак сигану в сторону. И подвернул ногу. Да так, что и встать на нее не могу.
— Вывихнул? — сочувственно спросил Сергей.