Встречь солнцу. Век XVI—XVII

— Семён Иванов, всех богатств не увезёшь. Здесь, на Колыме, дело верное, а идти по морю-океану, среди льдов, невесть куда, невесть в какие народы — рисково. Набежит буря, грохнет коч о камни — и прибыли конец. Был богат — и гол как сокол. Не из-за прибыли я в дальние края стремлюсь. Товары могут погибнуть, а то, что своими глазами видано, своими руками щупано, товар неоценимый, без порчи. Коль суждено ему пропасть, так вместе с тобой.

— Федот Алексеев, милый человек, нашёл я тебя! Друга себе нашёл, в делах, в помыслах…

Семён сгрёб Попова лапами, оттолкнул, засморкался. А Федот Алексеев про своё говорил:

— У меня мечта пошибче твоей, Семён Иванов. Обживёмся на Анадырь-реке, возьму я там соболей, меха, кость и пойду дальше. Верю я: по тому морю можно до Китая дойти.

Семён по коленкам себя ударил.

— Опять Китай! Как умный человек, так про Китай думает.

— Встречал таких?

— Встречал. Был один, да нет его. Чего вас тянет туда?

— За Китаем, Семён Иванов, Индия — страна удивительная и великолепная. Говорили, будто в давние времена были там наши купцы, в Индии-то. Повезёт — с товарами приду. Нет — и так хорошо. Проложи я эту дорогу — самые богатые купцы, что наши, что иноземные, в ножки мне из благодарности покланяются.

— Так что ж, Федот, думаю, пора челобитную подавать Втору Гаврилову, отпустил чтоб меня с тобой на Анадырь-реку.

— Подавай, Семён Иванов. Золотое время уходит. До холодов надо успеть.

— Поспеем!

Утром Дежнёв встретил Анкудинова. Отвёл его в сторонку.

— Герасим, победа! Федот Попов собирается на Анадырь. Мы с ним договорились — идём вместе.

Анкудинов порадовался за Дежнёва, но не очень. Семён этого не заметил — так был он счастлив. Перед обедом к нему прибежал бочком торговый человек Пятко Неронов.

— Медку я тебе принёс, Семён Иванов. Крыночка махонькая, да ведь мёд-то на Колыме сам знаешь почём.

— Спасибо, Пятко. Только отчего ты вдруг вспомнил обо мне?

— А как же! У тебя ж Любим растёт, дите малое. Ему медок полезен. И от простуды хорошо.

Семён улыбнулся.

— Прослышал, видно, что на Анадырь собираюсь?

— Да говорят.

— Вместе со мной хочешь?

— Далёкий больно путь. Подумать надо. А нужен будет мёд — сразу ко мне иди. У меня маленько есть.

Убежал.

После обеденного сна Семён Дежнёв пошёл к нижнеколымскому приказчику, ко Втору Гаврилову с челобитной.

— Опоздал, — сказал ему Втор.

— Как опоздал?

— Бьёт челом приказчиком на Анадырь-реку Герасим Анкудинов.

— Гераська?

— Он самый.

Семён хватил себя кулаком по затылку.

— Пригрел змею! Денег давал на коч.

— Умный ты, Семён, а простоват. Больно-то не печалуйся, Федот Алексеев за тебя горой стоит.

— Сколько Гераська обещается явить соболей с новой реки?

— Сорок сороков.

— А я обещаюсь явить сорок семь сороков!

— Пиши челобитную.

Семён взялся за перо. Вдруг дверь распахнулась, и заявился Анкудинов.

Семён встал ему навстречу.

— За моей спиной дела обделываешь, Анкудинов? Не стыдно ли?

— Дело, Семён Иванов, денежное. Где о деньгах речь, про стыд не думают.

— Бог тебя покарает, Анкудинов, не мне судить, а приказчиком на Анадырь я пойду. Ты явил сорок сороков соболей, а я сорок да ещё семь.

— Приказчик Втор Гаврилов, являю с новой реки пятьдесят сороков.

— Ну, а я — пятьдесят да ещё пять.

— Шестьдесят сороков!

— Семьдесят! — крикнул Дежнёв.

— Семьдесят, говоришь? — Герасим отёр потный подбородок.

— Приказчиком на реку Анадырь пойдёт Семён Иванов Дежнёв, — сказал Гаврилов. — Явил он государю семьдесят сороков соболей, а промышленные да торговле люди в приказчики его хотят. Спору конец.

— А если я больше явлю?

— Спору конец! — сердито повторил Гаврилов. — Пиши челобитную, Дежнёв, на семьдесят сороков и в поход скорей. Говорят, льда на море много.

— Спасибо, Втор, — Семён поклонился приказчику.

— Мне не за что. Федоту Попову спасибо говори. Понравился ты ему больно.

Первый поход

На дворе стоял серебряный полярный день. Было время сна, и отец с матерью спали. А шестилетний Любим не спал. Никак он не мог дождаться, когда, наконец, взрослые поднимутся, заберут узлы и мешки, придут на кочи и кочи поплывут в море-океан.

Сегодня Любиму нравилась их разорённая изба. Стены были голы, полати и лавки пусты. Все спали на шкурах, на полу, среди узлов с одеждой, с товарами, едой. Лишь в красном углу осталась висеть маленькая серебряная икона богоматери и лампадка перед нею. Любим поглядывал на икону с беспокойством. Вдруг бог на небе передумает и отец останется дома? Опять застелют ткаными дорожками полы, на стены прибьют шкуры, повесят полотенце с красными петухами, мать затопит лечь и будет варить обед.