Встреча

Юлька на суд поехала со мной. С мамой Пашки договорились встретиться возле здания суда. У меня такой мандраж, что передать не могу. Пальцы ходуном ходят, всё из рук валится. Если бы не Юля, сама бы свалилась.

Когда мы все были в сборе, прошли в здание суда. Всё казалось каким-то нереальным. Будто мы попали в другую вселенную. Коррумпированную и несправедливую. Ту, в которой просто невозможно находиться.

Даже не знаю, чего ожидать от слушания. Ведь столько несправедливости сыпется со всех сторон. Незадолго до суда выяснилось, что камеры возле моей работы чудесным образом сломались и записи нет, а ножа, которым мне угрожали, будто и не было никогда. И как бы я не утверждала обратное, меня как дурочку убеждали, что мне показалось. Ну как так можно?! Вся надежда на адвоката, который, нужно отдать должное, боролся изо всех сил. Главное, чтоб толк был, всё остальное не важно. Главное, чтоб Пашу оправдали.

Оксана Витальевна была белее полотна: вся заплаканная, и будто постарела на десяток лет. Что не удивительно, когда подобное происходит с твоим ребёнком.

Каждая из нас переживала по – своему. Я за любимого человека, она за сына. Но мы обе были на пределе, изводились и проливали море слёз, не зная, чем ещё помочь. Казалось, что сделали всё, что возможно, но всё равно мало. Какие пороги только не обивали, куда только не обращались, отовсюду уходили ни с чем.

Пока мы сидели в зале суда, я места себе не находила. Но когда в помещение с конвоем завели Пашу, я подскочила со скамьи. В горле ком образовался, вдохнуть не могла свободно. Как давно я его не видела. Хотелось броситься к нему на встречу и в какой-то момент меня ноги словно сами понесли в его направлении, пока меня не схватила за руку Юля.

– Тихо. Тебя не подпустят к нему. – прошептала мне еле слышно. Или так только мне казалось, потому что было чувство, будто я в вакууме нахожусь. Всё вокруг померкло, весь фокус внимания на Пашу сместился. Я моргнуть боялась. Будто это мираж и он может рассеяться в одно мгновение. Только всхлипы Оксаны Витальевны немного вернули меня обратно в более менее не замутнённое сознание.

– Кира, девочка моя, не рви душу ни себе, ни ему. – погладила меня по спине Пашина мама, пытаясь успокоить.

Я только кивнула, продолжая стоять, словно к полу приросшая. Когда Паша поднял голову, то тут же нашёл меня взглядом. У меня из глаз слёзы брызнули, а он резко остановился. Стояла глотая всхлипы и смотрела прямо ему в глаза, прижав руки к груди.

Не знаю, сколько бы ещё мы гипнотизировали друг друга, если б не конвой, заставивший его сдвинуться с места. Мне было дико видеть Пашу в наручниках и в маленькой клетушке за толстым, прозрачным стеклом. Его привели словно какого-то особо опасного преступника. В голове всё это не укладывалось. Словно противоестественно было. Хотя, именно так и было. Это не его место, это всё не для него. Он же честный, правильный, рассудительный, целеустремлённый. Но разве докажешь это тому, кто проплатил его арест и продолжает дальше топить, тянув ко дну.

Пока с речью выступал адвокат и государственный обвинитель, я не сводила взгляда с сутулившейся фигуры Паши. Так хотелось обнять его, прижаться и вдыхать любимый запах. Он изредка поднимал взгляд и тут же находил меня. А меня трясло.

Немного пришла в себя, когда подошла моя очередь высказываться. Стоя за трибуной, собрала себя по крупицам, отбросила все нервы и душевный раздрай. Не знаю, решало ли моё слово что-то, но я пыталась быть максимально убедительной, рассказывала всё, как есть. Отвечала на вопросы максимально правдиво. Ведь я как никто другой знала правду. Голос дрожал, ногтями продавила кожу на ладонях до крови, но гнула свою линию.

После меня за трибуну встала Юля и так же, как и я, рассказывала всё, что произошло той ночью. Но меня не покидало чувство, что всё происходящее – это пустая формальность.

Пашина мама то и дело утирала слёзы. Я и сама была на грани истерики. Но пыталась держаться. Не хотела, чтоб Паша видел, что я раскисла. Нет, я хотела, чтоб он видел мою уверенность в благополучном исходе, хоть она и была по большей части напускной.

Адвокат построил защиту с уклоном на материальную компенсацию и ходатайствовал об отложении слушания, но его не слышали, а, точнее, не хотели слышать. В конечном итоге, судья (высокий мужчина в возрасте) удалился для вынесения приговора.

Мы всё это время сидели не дыша толком. Все молчали, боясь произнести хоть слово. Время будто замерло. Я молилась всем существующим богам и любым силам, чтоб Пашу оправдали. Для меня сейчас ничего важнее не было, кроме будущего моего любимого человека.

Все подскочили, когда судья вернулся в зал заседания. Не знаю, сколько прошло времени, пока он уходил для принятия решения, но мне всё это время показалось вечностью. Даже тихие шушуканья прервались. Гробовую тишину, разрезал громкий и суровый голос судьи.