И снова Щусь спал и пил, пока не пришла пора ехать, все обнимаются, целуются, плачут, он вдалеке стоит, в пустоту смотрит, на боку полевая сумка, в ней скомканное полотенце белеет, ручка от бритвы иль пробка флакона с одеколоном любимым высовывается.
- Алексей, я тебе чемоданчик собрал, - как глухому орет Барышников.
- Зачем?..
- Повредился войной майор, - качая головой, говорили солдаты, и такой вот поврежденный он и явился в Вершки, Домна Михайловна вскрикнула, увидев его в окно, Валерия Мефодьевна на крыльцо выскочила: "Что ж ты без предупреждения, встретили бы", - хотела крикнуть, а он и шагу не прибавил, идет, новый чемодан волочит, поднял голову, узнал вроде бы, виновато и жалко улыбнулся, не бросая чемодана, приобнял ее, в доме Домну Михайловну в щеку чмокнул, на ребятишек посмотрел, кивнул на чемодан: "Подарки там..."
Вот этого она ждала и боялась. Отчуждение от всех и от всего началось у него еще в ту пору, когда он маялся на побывке в Вершках после госпиталя. "Стелить-то вместе?" - хотела пошутить Валерия Мефодьевна уже ночью, когда отгуляли встречу, и брат Валерии Мефодьевны все приставал; "Алексей, расскажи, чё там было на войне-то?" "Кровь и смерть, чего ж тут интересного?"
Утихли в доме, уснули ребятишки, подошел к кроватке, посмотрел на сына и вроде бы вспоминал напряженно, кто этот мальчик, откуда и как его зовут, возле дивана, перед Аленкой встал на колени, дотронулся до светлых ее пушистых волосиков, тихо сказал: "Тогда, в Осипово, совсем маленькая была, а сейчас уж девочка..." Долго не ложился, не раздеваясь, сидел в ее ногах, все ниже и ниже склоняя голову. "Зачем я тебе?
- медленно и тихо произнес.
- На мне столько крови, столько грязи, я сам себе противен и никого мне не надо, и никому я не нужен..." "Нужен!
- жестко сказала она.
- Мне нужен, детям своим, у тебя ведь дети есть. Вспомни!.." "Да, да! Дети!
- долго молчал, долго клонил голову и вникуда сказал: - Зачем, почему поубивало друзей. Так много людей хотело жить, а я не хотел..."
Она резко взнялась с постели, накинула халат, крутнула на затылке волосы и пошла в куть, чем-то гремела, чего-то искала. "Мама, где водка?" "Да зачем те водка в таку пору?.." Пришла, со стуком поставила бутылку на свой и отца письменный стол, сердито налила и подала ему полный стакан. "Не могу!
- покрутил он головой.
- Не хочу." "Пей!
- Валерия Мефодьевна и себе налила полный стакан, рубанула им в стакан Алексея и долго, трудно, с отвращением тянула зелье из стакана, потом задохнувшаяся сидела, зажав ладонью рот, и настойчиво ждала, когда выпьет он.
Деваться было некуда, он махом выплеснул в себя водку, взял с тарелки жопку от соленого огурца, вспомнил о жене и дал ей рыльце огурца.
В ту ночь они напились до бесчувствия, обнявшись, плакали в голос, что волки в лесу выли, пугнули Домну Михайловну, заглянувшую к ним, потом Валерию Мефодьевну начало рвать, и не рвало, выворачивало ее. Ослабевшая, мокрая, дрожащая, она уснула на диване рядом с Алексеем.
Когда проснулась, долго ждала чего-то. Алексей проснулся, нашел ее глазами и опять по-щенячьи виновато улыбнулся. "Вот ждала, ждала мужика, с усмешкой заговорила Валерия Мефодьевна, - а он и не вспомнил о бабе". "Всему свой час, - как говорил Васконян, еще в здешнем месте, где вот он сейчас?" - подумал Щусь и с усмешкой посмотрел на небо.
1987