Встреча на деревенской улице

— Что же делать, если папы и мамы недостаточно культурны, — ответил он.

— Но разве это дает право так оскорбительно их называть?

— Но они же не слышат.

— Значит, если и меня не будет при вашем разговоре, то и меня назовете «диким предком»?

— Ну что ты! Ты же уважаемый человек. Ветеран БАМа. К тому же на заслуженном отдыхе. Ты свое дело сделал. И не думай ни о чем. Отдыхай, — милостиво разрешил он мне.

— Что ж, когда-нибудь и ты будешь на заслуженном отдыхе и тогда вспомнишь меня.

— Для меня никогда не будет такого отдыха. Писатель — это вечный раб искусства. Таким рабом я буду всю жизнь, даже когда перешагну пенсионный порог. А ты, чем дома сидеть, навестил бы своих старых изыскателей. Выпил бы с ними по чаре зелена вина, ударился бы в воспоминания, а?

Это значит, что вечером он ждет гостей и хочет, чтобы я ушел.

Я гляжу в его глаза, но как они не похожи на те, какие были у него в детстве. Тогда в них лучились теплота и незамутненность души.

— Как с квартирой? — спрашиваю я.

— Теперь уже скоро. Я стал рабочим секретарем, так что все задвигается куда быстрее. Даже есть серьезная надежда на трехкомнатную.

— А двухкомнатную дают?

— Да, но я отказался.

— Напрасно. Мы с матерью могли бы переехать в двухкомнатную, а эту вам оставить.

— Эта не идет ни в какое сравнение с той, какую я теперь вышибаю. Та в старом доме, где стены в полметра, наглухо отгораживают от всего.

— Балует вас советская власть.

— Не всех, далеко не всех. К тому же писателю необходимо сосредоточиться, а для этого нужна тишина. Ну, а как все же насчет прогулки к старым друзьям?

— Ты сегодня ждешь молодых?

— Да. Контакты в наше время — великая вещь.

— Я мог бы сидеть в своей комнате.

— Нет-нет, уже одно то, что ты будешь сидеть за стеной, тем более звукопроницаемой, свяжет нас. Так что уж пожалуйста, а?

— Хорошо. Когда же мне прийти?

— Думаю, часам к двенадцати все закончим.

— А что все?

— Ну, дела. Мы собираемся не песни петь и не танцевать. Есть кое-что поважнее.

— А куда ты мать направишь?

— Когда она приготовит закуски, уйдет к тете Анне.

— Ну, что ж, видимо, это тоже входит в нравственную норму.

— Что?

— Ничего.

— Ну, папа, все в порядке. О чем ты?

— Ладно, ладно. Ухожу.

— Тогда о’кей!

Я заглядываю в кухню.

— Ухожу к Табакову! — говорю я жене.

— Будь осторожен! — такими словами она всегда провожала меня в экспедиции. Теперь у нее это по привычке. И привстает на цыпочки, чтобы поцеловать. И тут же, раскрасневшаяся от плиты и кулинарных хлопот, возвращается, к своим делам.

Пожалуй, следовало бы предварительно позвонить Табакову — дома ли, но я сознательно этого не делаю. Мне ведь все равно деваться некуда. Так что если его нет дома, то часа два я убью на дорогу туда и обратно, да схожу в кино на какой-нибудь двухсерийный, и приду как раз к двенадцати.

К моему удовольствию, Табаков дома, да не один, а с Игорем Кунгуровым. Они рады моему приходу еще больше, чем я встрече с ними. Еще бы, сейчас затеется «пулька». И на самом деле на столе мгновенно появляется чистый лист бумаги, который Игорь без линейки расчерчивает ровными, точными линиями. Сдаются карты, и начинается игра. Играем по четверть копейки. Так что большого проигрыша быть не может. К тому же выигравший не унесет его, а истратит тут же на сухое вино, которое под разговоры будет выпито. Больше одной пульки мы не играем. Надо же и посудачить о чем-нибудь. Теперь у нас такое же положение, как у тех старух, которые вечерами расплетают свои бесконечные разговоры в садиках дворов. О чем говорить, у нас всегда найдется. Тем более что строится БАМ. Ведь это мы его начинали. Мне тогда было всего восемнадцать лет, когда я впервые попал в тайгу. Что за удивительная была экспедиция! Первая моя экспедиция! Мы добирались до своего участка больше трех месяцев. Сколько я нагляделся тогда нового, никогда не виданного. Перекаты, завалы, паводки, мари.

— Пас!

— Вист!

— Семь червей!

— Вист. Один, — это Игорь берет на себя игру.

Я его помню, когда он был стройным, легким. Теперь огруз, на изыскания не годится. Но и сейчас бы мог в конторе приносить пользу. Башка! Мог бы поработать в отделе главного инженера проекта. Но тогда надо отказаться от пенсии, а она равна хорошему окладу, и выходит — работать «за так».

— Мизер! — объявляет Игорь.

— Ну что ж, ложимся, — говорит Табаков.

И мы раскладываем свои карты. Тут уж не до воспоминаний. Дай бог, чтобы Игорь не посадил нас «на полку». Он может. Тут важно не пронести нужную карту. И не прокосим. Мы тоже как-никак немножко умеем. Но что же у него снесено? Та-ак, трефа вся у нас, пика...

— Чистый! — громко смеется Игорь.

Ну, точно — неловленый. У нас нет такого, чтобы «зуб» рисовать на партнера. Важно поиграть. Преферанс — любимая игра изыскателей. И мы играем. К восьми «пулька» закончена. Выиграл Игорь. Значит, победителю и спускаться в магазин. У нас так — победитель ухаживает за побежденными. И он уходит. А мы сидим, курим. Табаков включает магнитофон. На ленте всякое — и наше, и западное. Что-то хорошее, что-то никуда.