Встреча по-английски

Она провела Гордона по квартире, показав стоявшую в гостиной чешскую стенку и висевшую под потолком люстру из богемского хрусталя, бабушкину гордость. В комнате, которую теперь занимал Дэниел, Барнз с интересом оглядел металлическую кровать с шишечками, которую бабушка категорически отказывалась менять на что-то более современное, и тяжелый деревянный шифоньер. В свою спальню Маша экскурсию целомудренно не повела, сообщив, что поменяла всю мебель, а потому смотреть там не на что.

– Дух шестидесятых-семидесятых годов прошлого века остался только в кухне, гостиной и бабушкиной комнате, – объяснила она. – Ванну с туалетом я отремонтировала, как только стала нормально зарабатывать. Свою комнату тоже, а все остальное осталось. Даже кухня. Сначала мне хотелось сохранить для бабушки привычные ей условия жизни, потом, когда она умерла, было так грустно, что я старалась как можно меньше бывать дома, а затем стало жалко все это рушить. Какая никакая, а память.

– Конечно, – с энтузиазмом подхватил Гордон. – Я уже говорил вам, Мэри, что со скепсисом отношусь к новомодным современным интерьерам. Мне кажется, что нужно беречь память о своей семье именно так, поддерживая состояние своего родового гнезда. К примеру, моя бабушка тоже ничего не дает менять в угоду веянию времени. Когда за мной захлопывается входная дверь, мне кажется, что я попадаю в другую эпоху. Даже не то чтобы возвращаюсь в детство, нет, окунаюсь в бабушкину молодость, в то время, которое мы все не застали. А еще я очень люблю рассматривать различные маленькие вещицы, которые она хранит. Старых плюшевых мишек, тонкой резьбы шкатулку для рукоделия, набор шахмат, вырезанных из настоящей кости. А у вас в доме есть что-нибудь похожее?

Маше показалось, или Дэниел Аттвуд при этих словах немного напрягся? Впрочем, она не обратила на это особого внимания. Нет, ничего особенно ценного и интересного не хранилось в их доме. Если только коллекция оловянных солдатиков, так несколько дней назад она унесла ее на работу, так что не могла показать Гордону. А раз не могла, то и упоминать о ней не стала.

– Нет, – Маша с извиняющейся улыбкой покачала головой, – ничего такого у нас нет. На даче хранилось много подобных вещей, о которых вы говорите, но все это погибло в пожаре. Мы успели перевезти только книги.

– Пожаре? – Лицо Барнза выражало неподдельную тревогу.

– О, нет, не переживайте, Гордон, это было много лет назад, я тогда была совсем еще ребенком. Ничего страшного, никто не погиб, только вещи, но бабушка по этому поводу совершенно не переживала. Она не страдала вещизмом и говорила, что нельзя привязываться к вещам, поскольку даже люди этого по-настоящему недостойны.

Маша как-то попросила бабушку объяснить, что именно та имеет в виду, но Елизавета Андреевна только рукой махнула. Лицо ее приобрело сердитое выражение, как, впрочем, всегда, когда она вспоминала то ли о прошлом, то ли о чем-то неприятном в нем, известном только ей одной. Бабушка умела хранить секреты. Свои ли, чужие ли, Маша не знала.

– Я, пожалуй, пойду, – прервал ее мысли Гордон Барнз. – У вас прекрасная квартира, Мэри.

– Уже уходите? – Маша сама себе напомнила Кролика из мультика про Винни-Пуха и рассмеялась.

Все-таки жаль, что у них совершенно разные культурные коды. Своему соотечественнику она бы сейчас процитировала знаменитое: «Ну если вы больше ничего не хотите…» А соотечественник ответил бы с надеждой в голосе: «А что, еще что-нибудь есть?» Нет, с иностранцами это было совершенно невозможно.

– Может быть, еще чаю? – спросила она, чтобы не выглядеть невежливой.

– Нет, Мэри, спасибо. Лучше я в другой раз напрошусь к вам на те самые блины, о которых говорил Дэниел. И еще, не будет ли нескромным мне попросить разрешения иногда заходить к Дэниелу поболтать? Все-таки тяжело жить на чужбине.

– Конечно, заходите, – вежливо ответила Маша и искоса посмотрела на Аттвуда.

– Буду рад, – кивнул тот.

Маша была довольна, что эти двое нашли общий язык. Понятно, что вовсе не желание общаться с соотечественником толкнуло Гордона на его просьбу. В конце концов, вместе с ним на заводе сейчас работала целая английская делегация, человек восемь, не меньше. Просто интеллигентный и начитанный Аттвуд ему понравился. Кто его знает, может, они подружатся и продолжат общаться и когда вернутся домой? Будут сидеть вечерами в каком-нибудь лондонском пабе, говорить на общие темы, вспоминать Россию и, быть может, и ее, Марию Листопад, которая, сама того не желая, их познакомила.

Настроение у Маши отчего-то начало стремительно портиться. Она и сама не знала отчего. Наверное, от того, что совсем скоро они оба должны были уехать из России, а вместе с тем и исчезнуть из Машиной жизни, в которой были, пожалуй, самым большим приключением.

Пока она расстраивалась в душе, слегка сопя носом от напряжения, Барнз уже оделся и теперь стоял в прихожей, готовый прощаться. Маша вспомнила, как несколько дней назад из ее квартиры точно так же уходил Аттвуд и чем это закончилось.