Встреча по-английски

Нет, конечно, она не блюла невинность до встречи с Дэниелом Аттвудом. Быть девственницей в тридцать шесть лет в наше время практически невозможно. Маша и не была. Когда бабушка умерла, она, немного оправившись от горя, завела сначала один, а потом другой романчик. Ее мужчины были хорошими, ласковыми, конечно же женатыми, но не это обстоятельство заставляло Машу достаточно быстро и неумолимо сводить их отношения на нет. Они были скучными. Пожалуй, именно это объяснение подходило больше всего, каким бы абсурдным оно ни казалось девяноста процентам женщин.

Она еще успела подумать о том, что в ее логически устроенной голове даже сейчас находится место для размышлений и холодной оценки ситуации. Как будто в комнате сейчас находилось две Марии Листопад. Одна стояла посредине гостиной и целовалась с высоким красивым англичанином. Вторая смотрела немного со стороны и сверху, оценивая позу, свои движения, свои чувства и особенности своего характера. «Нет, я неисправима», – уныло подумала эта вторая.

Мужские губы стали настойчивее, спустились к шее, а затем в нежную ложбинку у основания горла. Туда, где сходились острые Машины ключицы. Она вздрогнула, потому что сейчас испытывала чувства, которые доселе были ей незнакомы. В горле, ровно под тем местом, которого касались губы, закручивался какой-то водоворот, образовывал бешено вращающуюся воронку, в которую устремлялось все лишнее, сейчас ненужное. Вторая Маша Листопад напряглась и даже вспомнила, что по-английски это явление описывается глаголом to swirl, но додумать эту мысль не успела, потому что была втянута внутрь воронки и бесследно исчезла, оставив на поверхности только Марию первую. А та думать уже не могла.

Никогда-никогда-никогда не испытывала она таких ощущений, которые сейчас рождались под настойчивыми губами Дэниела. Она переставала дышать и снова начинала, судорожно глотая воздух и захлебываясь им. Она стонала и плакала, будучи не в силах выносить дальше терзавшую ее сладкую муку, мечтая о том, чтобы она кончилась, и надеясь, что она не кончится никогда.

В какой-то момент Маша почувствовала, что плывет, и не сразу догадалась, что просто Дэниел поднял ее на руки и несет в свою комнату. Бабушкину комнату. На бабушкину кровать с железными шишечками, которые в детстве так любила разглядывать маленькая Маша.

«Лучше ко мне в спальню, – подумала она, – у бабушки нехорошо, неудобно». – И тут же забыла об этом, потому что, оказывается, они уже пришли.

Она снова почувствовала, что летит, и тут же утонула в мягких подушках, прохладных и пахнущих лавандой. Над ее запрокинутым лицом качался потолок – белый-белый, покрытый мелкой сеточкой потрескавшейся с годами известки. Мелькнули железные шишечки, и Маша вдруг поняла, что это, наоборот, очень хорошо и правильно, что Дэниел принес ее именно сюда, и что бабушка была бы сейчас за нее рада.

Затем перед глазами появилось мужское лицо, оказывается, знакомое до мельчайших подробностей – убегающих к вискам морщинок, неглубоких, легких, будто дразнящих, бездонной глубины глаз, похожих на переменчивое море, то синее, то зеленое, в зависимости от погоды, губ, похожих на диковинные цветы. Когда-то давно, в прошлой жизни она уже думала про чьи-то глаза и губы именно так, но сейчас точно не помнила о ком, потому что никто другой не имел сейчас никакого значения.

Аттвуд расстегнул на ней сначала блузку, потом лифчик, спустился губами ниже, поймал ее острый твердый сосок. Кажется, Маша ненадолго потеряла сознание, или ее тоже подхватила и унесла прочь воронка, пожирающая мысли. Она не помнила, что было с ней дальше, с того момента, когда она, кажется, провалилась в жерло действующего вулкана, и до того, когда очнулась, умудрившись выбраться из этого разбушевавшегося вулкана живой.

Кажется, рядом с ней в пульсирующую огнедышащую лаву летел кто-то еще. Мужчина, крепко обнимающий ее и не дававший ей упасть прямиком в бездну. Рычащий, как отчаявшийся медведь, но совсем нестрашный, и уж точно-точно не скучный. Волшебник, раскрывающий секреты ее души. Музыкант, извлекающий мелодию из нот ее тела. Ученый, с азартом исследующий новые глубины. Дэниел Аттвуд, только что обессиленно откинувшийся на подушки рядом с ней, но так и не отпустивший ее руки.

– Это всегда так бывает? – дрожащим голосом спросила Маша и только по его внимательному лицу осознала, что говорит по-русски. Черт, как же это по-английски то? Черт, черт, черт.

– Не всегда. – Дэниел умудрился ответить на ее невысказанный вопрос, и она в очередной раз поразилась, насколько же хорошо он все-таки ее чувствует. – Так бывает один раз на миллион, когда встречаются два человека, предназначенные только друг для друга. И ни для кого другого. Нам повезло. Я уже, честно сказать, и не надеялся.

– А я ждала. Никому про это не говорила. Даже самой себе не признавалась, но ждала. Бабушка говорила, что любви нет, что она – обман, но я не хотела в это верить.

– А почему она так говорила? – спросил Дэниел. – Разве она не любила твоего деда?